Глава 6
Они уже позавтракали. Богдан крутил в руках чашку, на дне которой плескалась золотистая жидкость…
Мирослава решила прервать задумчивость хозяина.
— Вы сегодня никуда не спешите? — спросила она.
— Спешу, — ответил он, не поднимаясь с места.
— У моей бабушки когда-то была знакомая, которая прелестно гадала по чаинкам, оставшимся на дне чашки.
— Что? — Богдан вздрогнул, точно очнувшись от сна.
— Ничего… Говорю, что гадание в вопросах следствия — вещь занимательная, но мало полезная…
— Наверное…
Мирослава решила не спрашивать Трофимова, что там у него приключилось то ли на работе, то ли с Лизой. Это, собственно, ее не касается. Но вывести из оцепенения Трофимова не мешало бы.
— Помните, я рассказывала вам, что мы с Семеном были в музее?
— Конечно, помню.
— Я упомянула о полотнах Марии Белкиной, которые меня просто очаровали. Вы, конечно, о ней слышали?
Он усмехнулся, подозревая, что она заходит издалека, но пока не понял, что это значит и ответил:
— О Маше? Конечно, я не раз встречался с ней. Она не только художник бесподобный, но и человек прекрасный.
Мирослава, к своему облегчению, заметила, что Трофимов оживился.
Он между тем продолжал:
— Мария активно участвует в благотворительности. Она продала несколько своих картин, и все деньги пожертвовала в Фонд помощи больным детям и на другие благие цели.
— А у вас есть ее картины?
— Конечно! В моем кабинете висит «Сосновый бор», хотите посмотреть?
Мирослава для поддержания разговора, согласилась.
В кабинет хозяина дома она ни разу не заходила, хотя он и предлагал ей пользоваться его компьютером, но ей удобнее было располагаться за тем, что стоял в гостиной.
Сложив посуду в мойку, они поднялись на второй этаж и вошли в кабинет Богдана.
Мягкий полумрак и прохлада кабинета, наверное, в дополнение к картине, висевшей на стене, создавали атмосферу соснового бора…
Трофимов раздвинул портьеры, и Мирослава смогла лучше разглядеть картину…
Художнице удалось так осветить темные сосны лучами восходящего солнца, что от картины веяло светом и неиссякаемым оптимизмом. А глядя на россыпи солнечных зайчиков, весело прыгающих возле корней старых деревьев и на рыжеющей траве, зритель начинал невольно улыбаться.
Несколько минут Мирослава не могла оторвать взгляда от картины. Потом услышала голос Трофимова:
— А в спальне висят Машенькины анемоны. Хотите посмотреть?
— В другой раз, — уклончиво ответила Мирослава, не собираясь в принципе заходить в их с Лизой общую спальню.
Трофимов кивнул.
— Я тоже купила несколько картин для себя и для друзей.
— Вот как? Вы близко познакомились с Машей?
— Да, мне дали ее адрес в музее.
Трофимов хотел что-то спросить, но передумал.
— Богдан! Мне нужно поговорить с вами. Но та информация, которую вы сейчас услышите, должна остаться сугубо между нами.
— Да, если так надо.
— Помните, я говорила вам об Алене Саранцевой.
— Да, но интересовались вы больше ее женихом, — улыбнулся он.
Мирослава кивнула:
— Было такое. Хотя, меня, конечно, интересовала сама Алена, как девушка, за которой пытался ухаживать Олег.
— Пытался?
— Ну да, она же не ответила на его ухаживания.
— И вы думали, по какой же это причине? — спросил Трофимов.
— Да, я потом узнала, что, во‐первых, у Алены есть жених, некий Федор Самсонов. А во‐вторых, Алена кое-что рассказала мне об Олеге, вернее, о том, что произошло когда-то в школе. Но это уж было после нашей встречи.
— То есть? — не понял Богдан.
— Она ночью позвонила мне по телефону.
И Мирослава пересказала Трофимову на этот раз все, что услышала от Саранцевой:
— Именно поэтому я попросила вас отыскать сторожа…
— Я нашел его адрес, собирался как раз вам сообщить.
— Вам Олег никогда ничего не рассказывал об этом случае?
— Шутите?
— Нет, может, случайно обмолвился?
— Нет, мы вообще с ним мало общались.
— Елена Павловна, конечно, тоже не рассказывала…
— Вот именно.
— Но уж Юрий Евгеньевич не мог не знать об этой истории.
— Отец?! — Брови Трофимова взлетели вверх.
— Они же близкие друзья, и кто, как не ваш отец, мог помочь выпутаться сыну любимой женщины из неприятной истории.
— Вы хотите сказать грязной истории.
Мирослава пожала плечами.
— Я уверен, что отец этого не делал.
— Мы можем с ним поговорить? Разумеется, конфиденциально, я не хочу, чтобы он проинформировал Елену Павловну.
— Я думаю, что это можно устроить. Например, сегодня вечером, когда отец приедет домой.
— Хорошо…
— А на день у вас есть какие-либо планы?
— Есть, спасибо вам за адрес, хочу навестить этого сторожа, случайно подслушавшего разговор директора, Елены Павловны и предположительно следователя, который вел это дело…
— Вы хотите сказать, что было заведено дело?
— Да, Саранцева уверена, что сестра потерпевшей подавала заявление в милицию, но дело, как я думаю, бесследно исчезло.
— И вы надеетесь узнать у сторожа подробности?
— Да, насколько я понимаю, он живет на даче в нескольких километрах от города?
— Я поеду с вами, — решительно заявил Трофимов.
— Хорошо.
— Я только сделаю один звонок, вы не возражаете?
— С чего бы мне возражать, — пожала плечами Мирослава и вышла из кабинета.
Пока она шла по коридору, до нее донеслось:
— Пеппи, родная, не сердись. Я был не прав, но я осознал и исправлюсь.
Мирослава улыбнулась и стала спускаться по лестнице. Сердце подсказывало ей, что Пеппи простит своего Бодю…
Через полчаса они уже выехали из ворот и направились в сторону старых дач.
Приблизившись к месту назначения, Мирослава увидела, что дачи действительно были старыми, по-видимому, обитали здесь пенсионеры, которым они были выделены еще в советские времена. А возможно, что эти дачи были приобретены еще их родителями…
