— Узнать, что стало с этой девочкой.
— Вы думаете, она могла совершить это преступление?
— Не знаю, Богдан, но сделаю все, чтобы выяснить это.
На следующее утро Мирослава позвонила Виталию Ромашову и представилась.
Он страшно разволновался, сказал, что на работе и разговаривать с ней сейчас не может.
— А когда сможете? — настойчиво уточнила она.
— Приезжайте ко мне домой вечером после семи, — нехотя проговорил он.
— Договорились.
Мирослава слышала, как он тяжело вздохнул, прежде чем отключиться.
В дверь постучали.
— Да, да, — отозвалась Мирослава, продолжая сидеть на диване с телефоном в руках.
— Простите, я не вовремя? — Трофимов заглянул в комнату.
— Ну что вы, Богдан!
Он вошел и сел рядом. Вздохнул, вытянул длинные ноги и сказал:
— Я вчера говорил с отцом.
— Ну и?
— Он ничего не знал.
Увидев недоверие в глазах детектива, быстро добавил:
— Можете не сомневаться! Зная, что мой отец человек честный и, без преувеличения, благородный, Елена Павловна просто не решилась втягивать его в эту историю.
— Даже так?
— Даже так! — несколько запальчиво воскликнул Богдан. — Папа, конечно, любит ее без ума всю жизнь, но у него есть принципы, и он бы уперся рогом со своим кредо, что каждый обязан сам расплачиваться за свои дурные поступки.
— А как с хорошими поступками?
— Что?!
— Что сказано в кредо вашего отца о хороших поступках?
— А, о хороших. За них кто-нибудь да вознаградит.
— Кто же, интересно? — не отставала Мирослава.
— Да что вы, прямо как маленькая?! — начал раздражаться Богдан: — Люди, судьба, бог, в конце концов!
— Вот, конца концов как-то дожидаться не хочется.
— Не хочется, — покладисто согласился он и, подумав, добавил: — Тяжело с вами, с женщинами.
Мирослава улыбнулась и сказала:
— Все-таки я хочу получить внятный ответ.
— Вы верите в то, что мой отец, — он замялся, подыскивая цензурное слово наконец, как ему показалось, нашел, — не замешан в это грязное дело?
— Сдалась вам всем моя вера, — отмахнулась Мирослава.
— Во-первых, кому это всем? А во‐вторых, без веры жить невозможно.
— Отвечаю по порядку: во‐первых, Алене, во‐вторых, смотря во что верить.
— Например, в человека.
— Опять же, смотря в какого человека.
— Не увиливайте! — рассердился Трофимов-младший.
— Хорошо, я верю, что ваш отец мог не знать.
— Ладно, пусть будет хотя бы так, верите, что мог не знать.
Ей надоело с ним препираться, и Волгина ничего не ответила.
Видя, что она молчит, он спросил сам:
— На сегодня есть какие-нибудь планы?
— Есть. Вечером встречаюсь с Виталием Ромашовым.
— Поезжайте с Семой. Автомобиль вам для работы и предоставлен.
— Хорошо, поеду с Семой.
— Ладно, вижу, что успел надоесть вам хуже горькой редьки, пойду я. Но, ради бога, не сердитесь. Когда дело касается отца или Лизы, я готов на все, лишь бы их защитить, оградить от бед. Понимаете? — спросил он с надеждой.
— Вполне.
— Значит, не сердитесь на меня за горячность?
— Нет, но только больше не писайте возле меня кипятком.
Он ошарашенно посмотрел на нее, но через секунду, прочувствовав сказанное ей, громко рассмеялся. И даже когда он закрыл за собой дверь, она все еще слышала его смех.
Мирослава позвонила Семену и сообщила ему, чтобы он приезжал часам к шести вечера.
— А днем? — удивился он.
— Днем у тебя выходной.
— Выходной? — недоверчиво переспросил водитель.
— Выходной, не сомневайся, делай свои дела.
— Спасибо, босс! — воскликнул он радостно и дал отбой.
— Вась, — позвала Мирослава и прислушалась.
Через некоторое время кот появился в дверях.
— Как ты думаешь, — серьезно спросила его Мирослава, — чем нам с тобой лучше заняться — поваляться с книжкой или пожарить рыбу?
— Р-р-р, — проскрипел Василий, как раскачивающаяся на несмазанных петлях дверь.
— Понятно, жарить рыбу? — уточнила она.
Кот повторил те же звуки.
— Тогда нужно быстренько сгонять на рынок.
Василий подошел к ней и боднул ее головой, словно подталкивал к двери.
— Уже бегу, Васенька.
Рынок был в тридцати минутах ходьбы, поэтому Мирослава решила не вызывать такси.
Через полтора часа она вернулась с карасями, а еще через час они валялись на постели сытые и читали книгу. Вернее, читала Мирослава, но вслух, а Василий внимательно слушал, время от времени приоткрывая то один, то другой глаз. И наверное, думал: «Ну что мужчины находили в этой Клеопатре, если она даже рыбу им не жарила…»
— Сема, останови, пожалуйста, здесь, — попросила Мирослава, когда до арки оставалось метров десять.
— А чего так?
— Не хочу, чтобы Ромашов засек эту машину. Вдруг нам понадобится проследить за ним.
Семен кивнул.
Виталий Ромашов открыл дверь сразу, Мирослава еще и руку не успела убрать с кнопки звонка.
«Не иначе, как парень сторожил меня возле двери», — подумала детектив.
— Проходите, пожалуйста, — пригласил он и только потом спросил: — Вы ведь Мирослава Волгина?
— Она самая. Вообще-то спрашивать нужно прежде, чем пускать через порог.
Мирослава протянула ему свое удостоверение, но он отмахнулся:
— Я так перенервничал, ожидая вас.
— Разве у вас есть повод для беспокойства?
— А вы думаете, что нет? — Он заботливо пододвинул ей старое, но добротное кресло, обитое вишневым плюшем.
— Вам виднее, — отозвалась она, усаживаясь в кресло.
Волгина обвела взглядом гостиную, в которую он ее привел, — остальная мебель тоже была весьма старомодной.
— Это мне от тети досталось, — пояснил Виталий, поймав ее взгляд.
— Уютно…
— Да. — Он не садился и топтался прямо перед ней.
Мирослава с интересом рассматривала его — худощавое телосложение, ростом он был не выше ста семидесяти семи — семидесяти восьми сантиметров. Лицо напоминало вытянутый треугольник. Светлые брови. Глаза цвета только-только начинающей золотиться ореховой скорлупы. Волосы тоже светлые, собраны в конский хвост на затылке.
