Не улыбались только Мирослава Волгина и мужичонка. Как избушка Бабы-яги к лесу, повернулся к операм задом, все внимание сосредоточив на Мирославе.
— А этой весной уже ночь была, меня бессонница мучила, и я то на балкон, то на кухню бегал. И тут слышу, кто-то к Пашке звонит. Пошел поглядеть в глазок, думал, дружки его приперлись. Ан нет. — Он заговорщицки подмигнул Мирославе.
Она буквально затаила дыхание, моля небеса, чтобы опера на время онемели.
— И кто же к Паше пришел, Эдуард Савельевич? — спросила она осторожно.
— Бабы! — выпалил он.
— Эко диво, — тихо проговорил Саша.
— Диво дивное, я вам скажу, — согласился с ним Парамонов.
— Чем они вас удивили?
— Так праздника чертей еще не было!
— Каких чертей?! — изумился Максим.
— Да у тебя, парень, я вижу, тыква на плечах вместо головы!
— Вы имеете в виду Хеллоуин? — поспешила вмешаться Мирослава.
— Вот! Его еще не было.
— А что было?
— А были три бабы в масках.
— Вы уверены, что три женщины были и в масках?
— Я в ту ночь трезвый был, — обиделся Парамонов.
— Паша им открыл?
— Поспрашивал, кто там, и открыл.
— А они что ответили на его вопрос?
— Сказали, что родственники из мамкиной деревни. — Парамонов хмыкнул: — Знаем мы этих родственников из деревни «Милый друг».
— Вы хотите сказать, что это были шлюхи? — спросил Саша.
— Массажистки, — на полном серьезе поправил его Парамонов.
— А друзья Пашины были в это время у него в квартире?
— Скорее всего, — пожал плечами сосед, — но сам я, как они приходили, не видел, так что врать не стану.
— Спасибо вам, Эдуард Савельевич, за помощь следствию, — поблагодарила Мирослава.
Парамонов приосанился и с достоинством ответил:
— Выполнил, так сказать, свой гражданский долг.
Когда он скрылся за дверью, оперативники и детектив вошли в квартиру Семакина.
— Что накопали, орлы? — спросил их следователь.
Максим пожал плечами, а Саша хмыкнул:
— Орлы пустые, а орлица кое-что в клювике принесла.
— Вот как, — Рябинкин посмотрел на Волгину, — и что ж накопали, госпожа сыщица?
— Откапывали мы вместе с ребятами, — Мирослава кивнула на оперативников, — но сами знаете, Сергей Викторович, что времена прошли, когда все обо всех знали. Теперь соседи почти не интересуются жизнью друг друга.
Он кивнул.
Волгина продолжила:
— Но вот сосед Семакина из квартиры напротив утверждает, что весной видел, как ночью в квартиру Павла звонили три девушки в масках.
— Грабительницы, что ли?
— Думаю, насильницы, Сергей Викторович.
— Почему же он им открыл?
— Думаю, что Паша решил, что это ему друзья сюрприз устроили.
— В смысле? — приподнял брови следователь.
— В том смысле, что вызвали ему на дом девочек из «Милого друга».
— Да, такое вполне возможно, — согласился Калинкин, — но если произошло это весной, то почему из окна он сиганул только сейчас?
— Не знаю… Может, его стали запугивать…
— Шантажировать?
— Может быть, и так.
— А я насчет соседа сомневаюсь, — встрял Саша.
— Неадекватный, что ли? — спросил следователь.
— По нему видно, что пьет. Поэтому все, что он сказал, я бы разделил пополам.
— Навряд ли Парамонову могли привидеться три девушки в масках. Сколько ж для этого выпить нужно?
— Может, он и выпил столько, сколько нужно? — улыбнулся Саша.
— А я склонен ему верить, хоть мужичок, конечно, и забавный, — сказал Максим.
— Я тоже склоняюсь к тому, что это были все-таки реальные девушки, а не видения. — Рябинкин подмигнул Мирославе, и она решила, что он таким способом поблагодарил ее.
— Семакин умер сразу, — спросила Мирослава, — ничего не успел сказать?
— С чего вы взяли, Мирослава Игоревна, что Паша умер? — Рябинкин покосился на Карелина и проговорил хитро: — Видимо, ваша сорока не была с вами до конца откровенна.
Максим побагровел и крепко сжал губы.
— Значит, он жив? — встрепенулась Мирослава.
— Семакин в тяжелом состоянии в больнице, — вздохнул следователь, — и ничего он не сказал. Нам остается только всем молиться, чтобы он выжил.
— А что сказали врачи?
— Что они говорят в таких случаях, — пробормотал Калинкин, — ничего.
— Тем не менее у нас есть надежда, — попыталась утешить его Мирослава.
— Надежда у нас есть всегда, — грустно улыбнулся следователь, — вот и живем ею, родимой.
Мирослава распрощалась и вышла на улицу.
Она не успела пройти и пяти метров, как ее догнал Максим.
— Вы сейчас куда? — спросил он.
— Пока не решила. А вы?
— Надо бы в отделение. Но не устроить ли нам небольшой перерывчик?
— Неплохая идея, — улыбнулась Мирослава.
Они присели за столик первого попавшегося уличного кафе. Заказали бутерброды с сыром и ветчиной. Карелин предпочел запивать их кофе, Мирослава — чаем.
О деле они не говорили, просто ели и смотрели на нахальных воробьев, которые пили-ели прямо из тарелок и стаканов, оставленных уже ушедшими посетителями.
— Скоро зима, — сказал Карелин.
— Но пока еще золотая осень, — улыбнулась Мирослава.
— А вы любите осень? — спросил он, вглядываясь в ее лицо.
— Нет, не особо. Я люблю, когда тепло и день длинный.
— Значит, любите лето?
— И весну… Ну, и сентябрь, если он хороший.
— Как в этом году?
Она кивнула.
— А за грибами вы любите ходить?
Она покачала головой:
— Я ничего в них не понимаю. Люблю просто гулять в лесу.
— А у нас в семье все грибники. — Максим повертел в руках опустевший стакан.
— Только не говорите, что хотите пригласить меня на тихую охоту, — пошутила она.
— На охоту не приглашу, а вот на пирог с грибами могу пригласить.
— Спасибо, Максим, но у меня негостевое настроение.
— Понял.
— Не обижайтесь, — она дотронулась до его руки, — просто я сейчас вся сосредоточена на деле…
