Мирослава вышла из отделения полиции и сразу отправилась к Ромашову.
Косые лучи солнца золотили и без того позолоченные осенью вершины деревьев и создавалось ощущение, что уходящее солнце зажигает свечи…
Виталий, открывший дверь, смотрел на детектива далеко не приветливым взглядом.
— Нам нужно поговорить, — сказала Мирослава.
— Опять? — спросил не торопившийся приглашать ее в квартиру Ромашов.
— Я думаю, что сегодняшний разговор поставит все точки над «i».
— И?
— И я оставлю вас в покое.
— Заходите, — буркнул он.
Они прошли все в ту же комнату, сели напротив друг друга.
Мирослава успела заметить, как Ромашов бросил тревожный взгляд на телефон, вероятно, опасаясь, что кто-то, о ком детективу знать не надо, может позвонить, пока Волгина у него.
— Она не позвонит, — тихо сказала Мирослава.
— Что? — испуганно вскинулся он.
— Я говорю, что она не позвонит.
— Кто она?
Мирослава молча, как совсем недавно перед ней Карелин, разложила снимки на столе.
Ромашов бросил на них небрежный взгляд и вдруг замер, казалось, что фотографии буквально притянули его.
— Нет, — сказал он, — нет. — И вдруг с грохотом рухнул на пол.
Мирослава, не ожидавшая именно такого развития событий, бросилась к нему, расстегнула воротник, потом всю рубашку, сбегала на кухню, налила в стакан холодной воды и сбрызнула ей лицо Ромашова.
Он приоткрыл глаза и едва слышно жалобно прошептал:
— Пожалуйста, скажите, что это неправда?
Мирослава молчала.
Он закрыл глаза и лежал так минут пять. Но Мирослава точно знала, что Виталий Ромашов в сознании. Когда он слабо зашевелился, она помогла ему подняться и сесть.
Потом сходила на кухню, заварила чай покрепче, положила две ложки сахара и заставила Ромашова выпить. Пил он с трудом, проливая часть себе на грудь. Но все-таки через несколько минут его щеки оживил румянец.
— Кто это сделал? — спросил он.
— Пока неизвестно, но, если вы нам поможете, убийца будет задержан.
— Как я могу вам помочь?
— Расскажите все с самого начала.
— С начала? — Он задумался.
— С того места, как однажды ночью в вашу дверь позвонили.
— Ах, отсюда, — он облизал губы, — они пришли и сказали, что соцработники к моей тетке, а я сказал, что ее уже год, как нет. Тогда они ответили, что я должен написать заявление, ну, я и пустил их.
— Виталий! — не удержавшись, воскликнула Мирослава. — Какие соцработники ночью?
— Не знаю… Я почему-то растерялся, — вздохнул он.
— Вы рассмотрели их в глазок?
Ромашов покачал головой и продолжил:
— Их было трое. Они вошли. И тут началось. Я даже не успел их рассмотреть. Меня оглушили, когда я открыл глаза, на них были маски.
Они сказали, что, если я не буду сопротивляться, то обойдутся со мной по-божески. Так и случилось. Мне было больно, но не очень, все быстро закончилось, они велели сидеть мне тихо, и я сидел.
— Тогда с Аней, — добавил он печально, — у меня ничего не получилось, понимаете, я не смог. Но не мешал Олегу и Павлу.
— Они сразу ушли?
— Нет. Потом со мной была только Ира…
— Она представилась?
— Нет, имя ее я узнал позже, а тогда я не знал, как ее зовут. Но…
Он замолчал, уткнувшись носом в ладонь.
— Вы влюбились? — тихо спросила Мирослава.
— Вы не понимаете… Она была так нежна со мной и не позволила второй раз трогать меня другим девушкам, — он улыбнулся робко и застенчиво, — с ней у меня так все замечательно получилось! Я забыл о том, что мы не одни. И что вообще происходит…
— Я смотрел на ее грудь, руки и видел наколки — якорь, русалка… И мне так захотелось видеть ее лицо!
Он снова замолчал.
— И что же?
— Вы не поверите! Я сам потом удивлялся, откуда во мне взялась такая отчаянная решимость, но я поцеловал ее в губы, а потом потянул вниз зубами маску, и она на миг сползла. Этого мига мне хватило, чтобы рассмотреть каждую ее черточку. Испугался я только тогда, когда увидел, как потемнели ее глаза. Я даже подумал, что она убьет меня. Но Ира даже не ударила меня, только поправила маску и развязала меня. Я сидел ни жив, ни мертв. Вскоре они ушли. А я еще долго не мог прийти в себя. На следующий день я думал только о ней, я хотел видеть ее. Я готов был перетерпеть любую боль, лишь бы снова соединиться с ней. И я стал искать ее. Просто ходил по улицам, магазинам, кафе и другим людным местам. Я верил, что рано или поздно встречу ее. И однажды мне действительно повезло, я увидел ее в магазине и пошел за ней.
Хотел узнать, где она живет, она вошла в подъезд, уже было поздно и темно, не горело ни одной лампочки. Я шагнул за ней, и вдруг кто-то обхватил меня за шею и приставил к горлу нож. А потом я услышал разъяренное шипенье:
— Зачем за мной шпионишь — и слово ругательное.
Я даже не успел испугаться, сообразил, что это она и, еле ворочая языком, признался, что люблю ее.
— А она?
Он глупо улыбнулся:
— Она спросила: «Потрахаться еще хочешь?»
— Я признался, что очень хочу, но только с ней одной. Она рассмеялась и, нащупав в темноте молнию у меня на брюках потянула ее вниз и стала трогать меня там, понимаете? — Его щеки стали пунцовыми.
— Вполне, но подробности можете опустить, — сказала Мирослава как можно мягче, стараясь не спугнуть его откровенную исповедь.
Виталий обиженно захлопал ресницами:
— Если без подробностей, то у нас там все и произошло. А потом она потрепала меня по щеке и сказала, что если я буду за ней шпионить, то она прирежет меня, как молодого глупого барашка. Хотела вытолкнуть меня из подъезда прямо без штанов, но я упросил ее разрешить мне одеться.
— Разрешила?
— Да, она на самом деле добрая! — горячо воскликнул Виталий и, вспомнив все, добавил тихо. — Была…
— Вы вышли из подъезда, и?
— Полетел домой, как на крыльях! — снова вдохновился он. — Ведь я успел оставить ей свой телефон! Я буквально всунул ей в руку свою визитку.
— И она позвонила?
— Да!!! Но не сразу. Я ждал, волновался, почти потерял надежду. Хотел снова бродить по городу и искать ее. И вдруг случилось чудо! Она позвонила и сказала, что придет. Я чуть с ума не сошел от счастья! Купил шампанское, фрукты, мороженое, зажарил курицу и наготовил еще разных салатов. А главное, много роз и свечей. У нас была такая ночь любви! Как в кино или в книгах! Я был так счастлив! И я верил, нет, я чувствовал, что Ире хорошо со мной. Она сказала, что у нее ни разу в жизни не было такого чистого парня, как я.
