— Табачникова просила у вас когда-нибудь деньги?
— Деньги? — вздрогнул он и грустно покачал головой. — Никогда. Я бы отдал ей любые деньги.
— Как долго вы встречались?
— С конца июня и до вашего прихода ко мне.
— Вы позвонили ей из телефона-автомата?
— Откуда вы знаете? — растерялся он.
— Работа у меня такая…
— Как вы узнали о том, что она погибла?
— Из криминальной хроники.
— А я никогда не смотрю эту хронику, у меня нежные нервы, и я ничего не знал. Я ждал, когда Ира мне позвонит.
Мирослава дотронулась до его руки:
— Вы кого-нибудь подозреваете?
Он вздрогнул, как неожиданно разбуженная птица:
— Конкретно никого. Я же не знаю, кто это может быть…
— Виталий, вы связывали свое изнасилование и изнасилование своих друзей с Анной Полянской?
— Сначала нет. Ведь столько времени прошло. А потом мне пришла в голову мысль, что это могла быть Аня…
— Они не показывали вам ее фотографию?
Он покачал головой.
— Вы не знали, что Анны Полянской нет в живых?
— Не знал.
— Но хоть смутно мысль о Полянской всплывала в вашем сознании.
— Да, пару раз, хотя сам не знаю почему.
— Вы говорили своей подруге о своих догадках?
— Один раз я ее напрямую спросил…
— А она?
— Загадочно улыбнулась и дала понять, что не хочет разговаривать на эту тему.
— О чем вы говорили в вашу последнюю встречу?
— Последний разговор был по телефону. — Две крупные слезинки скатились по его щеке, Виталий вытер их тыльной стороной ладони и, улыбнувшись сквозь слезы, продолжил. — Она сказала: «Мой зайчик, скоро мы с тобой поедем в Турцию, а хочешь, в Дубай?» Я сказал, что хочу, тем более и деньги у меня были. А потом она больше не звонила…
И он, не стесняясь больше присутствия Мирославы, заплакал, как ребенок.
Она не стала утешать его, просто встала и направилась к выходу.
А он выдохнул ей вслед с мечтательной отрешенной улыбкой на припухших губах:
— У меня никогда больше не будет такой любви! Никогда…
Мирослава вышла из подъезда. Она решила не вызывать Семена и дойти до дома пешком.
Стемнело. На выцветшем небе слабо мерцал осколок луны.
Она достала сотовый и набрала номер Карелина:
— Максим, я только вышла от Ромашова. Завтра поговорим…
— А если сейчас? — быстро перебил он.
— Ну, если вам не терпится…
— Не терпится.
— Сейчас я подъеду.
— Нет, лучше ждите меня возле дома Ромашова, я сейчас примчусь сам.
— Хорошо.
Мирослава огляделась вокруг, выбрала лавочку под кустом рябины, ветви которой буквально провисли от тяжести ягод, собранных в крупные налитые кисти.
Максим приехал почти мгновенно.
— Вы так быстро ехали?!
— Мы медленно летели, — отшутился он, — садитесь в салон.
Карелин привез ее в небольшое кафе, расположенное чуть ли не на самом краю города и называлось оно соответственно «На краю».
— Милое название, — проговорила она.
— Не говорите, его хозяин — большой чудак, бывший геолог. Но кормят здесь отлично, и уединиться можно.
Вскоре они уже сидели в небольшом уютном кабинетике и ели вкусное жаркое и салат из свежих овощей. После десерта, состоящего из вишневого пирога и чая, Мирослава рассказала оперативнику все, что узнала от Ромашова.
— Как странно иногда складывается та или иная судьба.
Мирослава была вполне согласна с ним.
— У Табачниковой есть родители или другие родственники? — спросила она.
— У нее имеется муж.
— Муж?!
— А чего вы так удивляетесь? — усмехнулся он.
— Гражданский?
— Нет, официальный и ребенок.
— Вот даже как, — проговорила она задумчиво. — Ну, что ж, нужно завтра с утра ехать к мужу.
— Нужно.
— Составите компанию?
— С превеликим удовольствием! Вам не влетит?
— Мне? — Карелин сделал удивленное лицо: — Так было же негласное распоряжение свыше во всем содействовать заезжему детективу.
Мирослава усмехнулась:
— Ну, если только было распоряжение свыше.
Они решили расстаться до утра.
Максим довез ее до ворот трофимовской усадьбы и умчался в ночь.
…Но едва лишь рассвет коснулся зыбкими перстами вершин деревьев, роняющих последнюю листву, Карелин был у ворот, и Мирослава услышала, как он посигналил.
Не обращая внимания на неодобрительное пыхтение Василия, она выскользнула на улицу.
Кот, помахав хвостом и убедившись, что никто не видит его демонстрации протеста, удалился в дом доглядывать прерванный утренний сон.
— Я не слишком рано?
— И это спрашивает опер? — улыбнулась Волгина.
— Опер — тоже человек, — повел он плечом.
— Несомненно, но наша с вами работа мало считается с такими временны́ми понятиями, как рано или поздно.
— Это правда.
На углу они взяли еще двух оперативников и дальше ехали молча до самого дома Табачниковой.
Двое оперативников поднялись на шестой этаж на лифте. Мирослава с Максимом одолели лестницу пешком.
На долгие и упорные звонки никто не откликался. После того как оперативники стали стучать в дверь, высунулась соседка из соседней квартиры и пригрозила вызвать полицию.
— Не надо, мы уже здесь, — сказал Карелин и протянул ей удостоверение.
Женщина вытащила из кармана халата очки и внимательно изучила документ.
Возвращая его Карелину, она сказала:
— Матвей, наверное, пьяный, — она вздохнула, — после гибели жены спивается он. Хорошо, что Сережу тетка забрала.
— Сережа — это кто? — спросила Мирослава.
— Сынишка их. Мальчонке всего пять лет.
Срочно был вызван участковый и слесарь. Благо дверь была деревянной, вскрыли ее довольно быстро. Прямо с порога в лицо оперативникам ударил спертый воздух, везде были раскиданы бутылки из-под водки, пива, вина.
Делягин Матвей Самсонович — муж Ирины Табачниковой был обнаружен на полу на кухне. Поначалу все подумали, что он мертв. Но Делягин был жив, хотя дышал с трудом.
