– Ты ела что-нибудь? – поинтересовался я.
К счастью, в больнице девочку кормили, потому что никаких конкретных предложений, кроме пакета чипсов, в машине у меня сейчас не было.
– У меня есть кот, хочешь посмотреть?
– Кот? – недоверчиво глянула Мария.
– Филипп. В коридоре сидит, в переноске.
Девочка встала, молча подошла к двери, приоткрыла, увидела на подоконнике переноску, убедилась и села на место. Не доверяла нам.
– Инна, это Вика и Саша, – пыталась достучаться до несчастной жертвы моя тетка.
Женщина слабо улыбнулась.
– Инна, пожалуйста, ответьте на пару вопросов. Это очень важно для следствия.
– Давайте, – вдруг довольно четко отозвалась женщина. – Только я его, урода конченого, не видела, сзади подошел.
Голос ее был слаб, но она оставалась в сознании и излагала довольно здраво. Как у всякого больного с повреждением зон, отвечающих за волевой контроль, бранные слова вылетали из Инны через слово, в остальном речь ее была вполне связной и понятной.
– Вы помните вашего одногруппника Вадима Гущина, соседа Алексея по общежитию?
Инна едва заметно кивнула:
– Конечно.
– Вы виделись с ним после окончания вуза?
– Иногда. Это он, хайпоглот чертов, на Грушу на параплане прилетал. Я Саше рассказывала. А что?
– Вы общались с Вадимом после окончания вуза кроме как на встречах группы?
– Нет. – Инна помолчала. Было видно, что воспоминания даются ей с трудом, тем не менее она старалась. – Ну как все общались. Вадим болтался у меня где-то в «Одноклассниках». Лайки иногда друг другу ставили. Женился? – Лайк. – На тебе, жуй кусок социального одобрения. Дите родил – лайк. Вагину купил – лайк!
– Какую вагину?
– Какую?! – Инна усмехнулась. – Обычную, черненькую, с колесиками.
– Машину, что ли?
– Ну я и говорю, магину.
Вика обернулась ко мне.
– Слушай, ты как недоучившийся ветеринар можешь объяснить, что происходит? Она буквы, что ли, перестала выговаривать?
Я отрицательно покачал головой:
– Она хулиганит, потому что ты ей не нравишься. Ты ее напрягаешь, но из-за травмы она не может этого контролировать и скрывать, как мы обычно делаем.
– Сашка, паразит ты эдакий, я все слышу! – неожиданно подмигнула здоровым глазом Инна. Со мной в отличие от Вики она говорила более дружелюбно. – Где моя «Джетта»?
– На парковке.
– Мне не жалко, забирай, – вздохнула Инна.
Я промолчал. Знала бы она, что, вместо того чтобы попытаться защитить ее, мы до последнего ее подозревали. Практически назначили Правдорубом.
– А Шляпник общался с Вадимом? – продолжала свой допрос Виктория.
Инна повела здоровым глазом.
– Они дружили в юности, а потом – не знаю. Хотя… – Инна задумалась. – А на кой пердых вы о нем спрашиваете? Хотя…
– Что хотя, Инна? Что вы знаете? – быстро подсел я к женщине, погладил ее по руке, и она немного успокоилась.
– Тебе бы врачом работать, а не словечки туда-сюда дрочить, – вдруг выдала Инна. Я рассмеялся, она тоже улыбнулась.
– Однажды я приехала к Лешке, привезла теплые вещи на зиму, и мы с Вадимом столкнулись в подъезде. Я офонарела. Важный такой, как депутат. Че приперся? – спрашиваю. А он, мол, продукты занес. Не чужие люди.
Мы с Викторией переглянулись. Вот он тот самый правильный вопрос, которого так боялся все предусмотревший Вадим Гущин. За эту случайную встречу Инна и пострадала. Вадим, конечно, понимал, что Инна будет одной из первых, кого вызовут, и она наверняка вспомнит об этом эпизоде. Тогда вся конспирация со звонками с подставных симок (император всегда звонит сам) полетит к чертовой матери. Инна – единственный человек, случайно увидевший приход Правдоруба к Шляпнику. Видимо, это был какой-то экстренный случай, потому что, как мы уже знали, обычно Вадим предпочитал назначать Шляпнику встречи вне его квартиры. Звонил, договаривался, вызывал. Никаких следов. Тут он все просчитал заранее, и его план работал, как часы, если бы не это досадное стечение обстоятельств. Инна приехала к бывшему мужу без предупреждения.
– И что, были в квартире продукты?
Инна помолчала:
– Привез пару бургеров из «Макдака». Тоже мне еда! Ха!
В палату заглянула медсестра и гневно потребовала, чтобы мы оставили больную в покое. Это не было простой перестраховкой. Инна действительно закрыла глаз и ни на что не реагировала несколько минут. Устала. От этих простых речевых усилий лицо ее стало серым и моментально осунулось, как будто она только что без лифта перетаскала несколько мешков с картошкой на пятый этаж.
– Еще один вопрос, – умоляюще проговорила Виктория и сунула медсестре пятисотрублевую бумажку. Та посмотрела на нее с презрением, но бумажку взяла и отошла к двери.
– Один, – сурово шепнула медсестра.
Поняв, что мать под присмотром персонала, Мария сообщила, что пойдет смотреть на кота, чтобы ему не было там одному страшно, и выскользнула в дверь.
– Инна, у Вадима была сестра, которая постоянно болела, из-за чего ваш одногруппник был вынужден уезжать из Самары в родной город Новокуйбышевск. Не помните, какой болезнью страдала сестра Вадима?
Инна приоткрыла глаз. Вопрос ее удивил.
– Какая еще, к чертям собачьим, сестра. Не помню я, – с трудом поворачивая язык, отозвалась Инна.
– Была сестра, Лена, Ле-е-ена, – тихо назвал ее настоящим именем.
– Все, это уже третий вопрос, – выступила из темноты медсестра и отступила только после того, как получила еще одну пятисотрублевку.
– Лена?
– Да.
– Сестра Вадима.
– Да, да, была, чтоб вас черти проглотили. Он редко говорил… Кажется, дурочка она…
Из палаты нас выставили насильно.
– Как же Ухтомская-то лихо это все просекла. Шаманка! – пораженно проговорила Вика. – Я ведь поначалу даже не верила. Никто не верил. В плане отличия мужской и женской речи и методики-то приличной не существует. Скользкая материя. А если бы сразу всерьез приняли ее доводы, могли бы додуматься до этой пары «брат-сестра» раньше. Шляпник ведь о них в дневнике несколько раз упоминал.
– Получается, Правдоруб копировал бред своей больной сестры. Как и отмечал Борисоглебский, бред оригинальный, ни у кого не заимствованный, так сказать, выращенный в собственном коллективе, – заметил я.
Виктория кивнула:
– Ага, а обвинения жертвам Гущин конструировал уже от своего имени. Потому письма и демонстрировали два типа дискурса, две стилистики: мужской стиль и женский, оторванный от реальности и максимально к ней приближенный. Верка, конечно, молодец!
