«Дорогая моя Керенса, — читала я, — мне надо вам кое-что сказать. Я уже давно собирался сказать это, но при сложившихся обстоятельствах полагал, что Вы будете еще не готовы принять решение. Если я слишком поспешил, простите меня, и забудем пока об этом. Где нам лучше поговорить? Здесь, в аббатстве, или Вы предпочли бы, чтобы я пришел в Дауэр Хауз? Устроит ли Вас сегодня в три часа?
Искренне Ваш,
Ким».
Я торжествовала. Вот оно, говорила я себе. Этот момент наступил. И я знала, что у меня ничего важнее в жизни не было.
Это должно произойти в аббатстве, решила я — в судьбоносном месте.
Хаггети стоял возле, пока я писала ответ.
«Дорогой Ким! Спасибо за Вашу записку. Мне очень интересно услышать, что же Вы хотите мне сказать. Я предпочла бы прийти в аббатство сегодня в три часа. Керенса».
Когда Хаггети взял записку и вышел, я подумала, обсуждает ли он меня и Кима с миссис Роулт и Солтами; не посмеиваются ли, говоря, что у них тут в аббатстве скоро, будет новая госпожа — прежняя.
Я пошла в комнату и стала изучать свое отражение. Я не была похожа на женщину, совсем недавно узнавшую, что убили ее мужа. Глаза у меня сияли, на щеках играл легчайший румянец — радость для меня, но как мне это шло, сочетаясь с блеском глаз. Было только одиннадцать часов. Скоро вернутся с прогулки Меллиора и Карлион. Они не должны догадаться, как я волнуюсь, так что нужно быть повнимательней за ленчем.
Я размышляла, что мне надеть. Какая жалость, что я в трауре. Не подобает носить траур, когда тебе делают предложение. Но придется изображать траур в течение года; раньше этого срока брак невозможен. Год после гибели Джонни или с того времени, как его обнаружили? Чего от меня ждут? Предполагается ли, что я должна прожить год вдовой? Буду считать с той ночи, когда Джонни пропал.
Какой веселой вдовой я буду! Надо спрятать свое счастье, как успешно я делала это до сих пор. Никто не догадался, как я обрадовалась, когда нашли тело Джонни.
Немного белого к моему черному траурному платью? А может, надеть лавандовое шелковое? Это полутраур, и если я прикрою его черной накидкой и надену свою черную шляпку с вдовьей траурной повязкой, я смогу их снять, когда мы будем пить чай, — потому что, конечно, мы будем пить чай. Мы будем строить планы за чайным столиком. Я буду разливать чай, как будто я уже снова стала хозяйкой дома.
Лавандовое, решила я. Никто не увидит. Я пройду через луг от Дауэр Хауз до аббатства, мимо Девственниц и старой шахты. Теперь, когда выяснилось, что шахта выработана, нам надо будет убрать все, что от нее осталось, решила я. Она будет опасна для наших детей.
За ленчем и Карлион, и Меллиора заметили во мне перемену.
— Ты никогда так хорошо не выглядела, — сказала мне Меллиора.
— У тебя такой вид, словно тебе дали что-то, чего тебе давно хотелось, — прибавил Карлион. — Дали, да, мам?
— Я не получала сегодня утром никаких подарков, если ты это имел в виду.
— А я думал, что получила, — сказал он мне. — И хотел узнать, какой.
— Ты приходишь в себя, — добавила Меллиора. — Начинаешь снова быть в ладу с жизнью.
— Каком ладу? — спросил Карлион.
— Это значит, что ей нравится все так, как есть.
Когда я вернусь, они узнают, подумала я.
Как только окончился ленч, я надела шелковое лавандовое платье и очень тщательно сделала прическу с испанским гребнем. От этого я казалась выше и выглядела величественней — достойная правительница аббатства. Мне хотелось, чтобы он гордился мной. Из-за гребня не смогла надеть шляпку, поэтому я завершила сборы, надев накидку, которая достаточно хорошо прикрывала мое платье. Было еще слишком рано. Надо было подождать, поэтому я села у окна и стала смотреть туда, где виднелась сквозь деревья башня аббатства. Я знала, что хочу больше всего на свете быть там, с Кимом. Бабушка была права: я получила хороший урок. Любить — вот самый смысл существования. И я любила — на этот раз не дом, а мужчину. Если бы Ким сказал, что хочет странствовать по свету, если бы он заявил, что хочет, чтобы я поехала с ним в Австралию, я сделала бы это… охотно. Испытывала бы ностальгию по аббатству всю свою жизнь, но не захотела бы вернуться туда без семьи. Однако не было нужды думать об этом. Жизнь предлагала мне совершенный вариант: Кима и аббатство.
Наконец можно идти! День был теплым, и от осеннего солнца поблескивали мохнатые лапы елей.
Когда ты влюблена, обостряются все чувства, все до единого. Никогда, казалось, земля не предлагала так много: густой аромат сосен, травы и влажной земли; ласково пригревало солнышко, в юго-западном ветерке, тоже ласковом, слышался неуловимый запах моря. В тот день я любила жизнь, как никогда ранее.
Мне не следовало приходить слишком рано, поэтому я зашла на лужайку постоять в хороводе камней, которые превратились в какой-то символ моей жизни. Они тоже любили жизнь, но были глупенькими. Они, словно бабочки, пробудившиеся от солнца, слишком буйно танцевали в его лучах и погибли, упав вниз. Превратились в камень. Бедные печальные создания. И как всегда, когда я оказывалась на этом месте, мои мысли были обращены в первую очередь к той, которой здесь не было, — к седьмой.
Потом я подумала о себе, как я стояла там в стене, и обо всех нас, собравшихся тогда там. Словно начало пьесы… все главные действующие лица оказались вместе. Некоторые из актеров пришли к трагедии, другие — обретут счастье. Бедняга Джонни, погибший насильственной смертью; Джастин, который предпочел вечное уединение; Меллиора, потерпевшая поражение от судьбы, потому что была недостаточно сильной, чтобы бороться; и Керенса и Ким, которые дадут повествованию счастливый конец.
Я молилась, чтобы наш брак принес плоды. У меня был любимый сын, но будут другие — наши с Кимом. У Карлиона будут титул и аббатство, потому что он Сент-Ларнстон, а аббатство испокон веку было собственностью Сент-Ларнстонов, это помнили все, но я обеспечу блестящее будущее и тем сыновьям и дочерям, которые появятся у нас с Кимом.
Я прошла по газону к аббатству.
Поднялась на большое крыльцо и позвонила в колокольчик. Появился Хаггети.
— Добрый день, мэм. Мистер Кимбер ожидает вас в библиотеке.
Когда я вошла, он подошел ко мне. Я почувствовала его волнение. Он взял у меня накидку и не выказал никакого удивления, увидев, что я нарушила траур. Он смотрел мне в лицо, а не на платье.
— Может быть, мы сначала поговорим, а потом выпьем чаю? — спросил он. — У нас есть о чем поговорить.
— Да, Ким, — с готовностью ответила я. — Давайте поговорим сейчас.
Он взял меня под руку и подвел к окну, мы стали там бок о бок, глядя на газоны. Мне был виден хоровод камней на лужайке, и я подумала, что обстановка не могла быть лучше для того, чтобы сделать предложение.
