С этим грабительским наездом связана откровенно забавная история. Я уже приводил ее в одной из книг, но не могу удержаться, чтобы не повторить.
Итак, вот вам реальная история из жизни наших предков и предков эстонцев.
Новгородцы, тоже те еще отморозки, сами как-то поплыли в Сигтуну с дружественным визитом, после которого там, уж конечно, не осталось бы камня на камне. Однако на полпути встретили глубоко осевшие в воду под тяжестью добычи ладьи эстов, которые сообщили собратьям по ремеслу, что они могут поворачивать назад – в Сигтуне не осталось ровным счетом ничего ценного, да и Сигтуна – сплошные головешки.
Новгородцы потребовали поделиться награбленным. Эсты – между прочим, вполне резонно – возмутились этаким рэкетом и стали кричать, что это не по понятиям, что правильные пацаны так не поступают. Они старались в поте лица, грабили, жгли и ловили разбегавшихся жителей товарного вида, а теперь должны неведомо с какого перепугу делиться с чужим дядей, палец о палец не ударившим? Вечно у этих русских привычка, жить на халяву!
Новгородцы мрачно заявили, что в таком случае и вовсе отнимут всё. Начался морской бой. Эсты в нем потерпели поражение. Всё новгородцам не досталось, но с изрядной долей награбленного эстам пришлось расстаться. Среди доставшейся новгородцам добычи были литые, искусной работы церковные врата, содранные эстами с какого-то храма в Сигтуне (шведы к тому времени давно приняли христианство). Совершенно непонятно, зачем эти тяжеленные врата эстам понадобились: они тогда были язычниками, и никаких церквей у них не имелось, своим богам молились попросту, под раскидистым дубом. Вероятнее всего, у эстов взыграло чувство прекрасного, этакая эстетическая потребность – вот и прихватили не имевшую никакого практического значения тяжеленную, но красивую вещицу (если эти строчки попадутся на глаза эстонским национал-патриотам, боюсь, у них будет лишний повод покричать о давних культурных традициях своего народа. Ну, пусть кричат, мне не жалко).
А вот для новгородцев врата имели как раз практическое значение. Пиратство пиратством, но нужно и о душе подумать. Вернувшись в Новгород, они совершенно в духе отечественной братвы девяностых пожертвовали врата храму Святой Софии, где их и сегодня может лицезреть любой желающий.
В чем тут юмор? А в том, что нет ни малейших причин сочувствовать обокраденным шведам. Те еще были ребятки, большие мастера морского разбоя. Именно они и составляли большинство викингов, несколько столетий буквально терроризировавших Европу. И означенные врата они не сами смастерили, а сперли во время очередного грабительского набега на германские земли – то ли в Аахене, то ли в Бремене.
Такие вот приключения людей и вещей…
Вот, к слову. В последнее время на просторах Интернета завелись юзеры, критикующие и меня, и других писателей за перенос иных эпизодов из предшествующих книг в новые. Какой-то чудак на букву «м» даже выдумал для этого название – «самоплагиат». Название насквозь идиотское, поскольку понятие плагиата имеет четкое определение в российских законах, конкретнее, в Законе об авторском праве: «Плагиат – заимствование трети и более содержания чужого произведения». Ну, а поскольку существует точная юридическая формулировка, слово «самоплагиат» – такая же нелепость, как «самоограбление» и «самомошенничество». Вы когда-нибудь слышали о человеке, который бы ограбил сам себя или провернул против самого себя, скажем, финансовую аферу? Я – тоже нет.
В общем, среди авторов нехудожественных книг подобное – весьма распространенная практика, родившаяся на свет не вчера и даже не позавчера. Если я в какой-то из своих книг на совершенно другую тему – об Иване Грозном, Екатерине Второй, Гражданской войне в США (примеры реальные) – нахожу кусочки из истории Англии, которые укладываются в «Остров кошмаров», как патрон в обойму, неужели я их не использую вторично там, где им самое место? В общем, тем, кто употребляет слово «самоплагиат», я бы посоветовал придержать язык, чтобы не выглядеть идиотами…
Пираты во времена Елизаветы кишмя кишели и в Ла-Манше – и среди них было немало англичан. Именно они как-то, не проявив ни малейшего патриотизма, взяли на абордаж судно плывшего во Францию английского посла. Самому послу в суматохе удалось как-то улизнуть на лодке, но в руках пиратов осталась его драгоценная поклажа – массивное, немало весившее блюдо из чистого золота, подарок французскому королю от Елизаветы. Блюдо пропало бесследно – несомненно, его переплавили или распилили, чтобы честным образом поделить.
Честные английские моряки столетиями плавали исключительно в «узких морях» – как тогда именовали Ла-Манш и невеликое размерами Ирландское море. Случаи, когда они выходили в Атлантику, можно пересчитать по пальцам. В 1498 г. в Америку плавал капитан Джон Кабот (точности ради – генуэзец на английской службе Джованни Кабото). И даже дважды. А профессор географии Эксетерского университета Дэвис считал, что еще до Колумба, в 1477 г., в Гренландию несколько раз плавал известный контрабандист из Уэльса Джон Ллойд (правда, совершенно непонятно, что понадобилось контрабандисту в тех суровых и негостеприимных ледяных краях, давно переставших быть, как обстояло в раннем Средневековье, «зеленой страной» с относительно теплым климатом).
Лет пятьдесят назад другой английский профессор, Фобе Тейлор, пошел еще дальше. Проанализировав отчеты капитанов и списки грузов кораблей, в конце XV в. уходивших из Бристоля, он заявил, что открыл любопытные несообразности. Согласно документам, большинство капитанов вели торговлю с Ирландией – но, по мнению профессора, проводили в пути чересчур уж долгое время, даже при самой благоприятной для мореплавания погоде. Некий капитан Морис Таргат потратил на рейс в Ирландию и обратно 115 дней – за это время таких рейсов можно было совершить три. Вот Тейлор и предположил, что хитромудрые морячки ходили вовсе не в Ирландию, а втайне от властей ради какой-то своей выгоды плавали как раз в Америку. Которая, развивал Тейлор свою мысль, свое название получила вовсе не в честь не столь уж и знаменитого картографа Америго Веспуччи – человека известного, но не настолько популярного, чтобы в его честь называть огромный континент. Тейлор раскопал: вторую экспедицию Кабота финансировали бристольские купцы, и самый крупный вклад внес негоциант Ричард Америк. Так что Кабот вполне мог назвать открытые им земли в честь главного спонсора, подобные примеры известны – когда новооткрытые земли называли в честь спонсоров, своих королей и просто высокопоставленных лиц – в видах подхалимажа. Гавайские острова сначала долго именовались Сандвичевыми – так их окрестил знаменитый капитан Кук в честь лорда Сандвича. Совершенно бесцветная личность, лорд известен только тем, что изобрел то, что в англоязычных странах называют сэндвичем, а у нас – перенятым у немцев словом «бутерброд». Лорд был страшным картежником, а отвлекаться на обед не любил – вот и придумал, не отходя от зеленого стола, класть кусок мяса меж двумя ломтями хлеба. Изобретение быстро прижилось и широко распространилось. Но все дело в том, что Сандвич был первым лордом Адмиралтейства, то есть морским министром (одновременно и военным, и гражданским), а следовательно, высшим начальством Кука. Вот Кук и решил сделать начальству приятное…
