10 сентября 1547 г. произошло сражение при Пинки, неудачное для шотландцев – их там погибло более десяти тысяч при гораздо более меньших английских потерях. Однако и на сей раз малышка-королева в руки англичан не попала: и она, и ее мать самым загадочным образом исчезли из замка Стирлинг. Куда они подевались, не знали и приближенные королевы-матери. А она с помощью нескольких верных слуг спрятала дочь в захолустном монастыре Инчмэхом, стоявшем на небольшом островке посреди озера Ментит, находившегося в совершеннейшей глуши, в местах, которые французский посол назвал «краем дикарей». Добраться в монастырь можно было только на лодке.
Возможно, англичане в конце концов отыскали бы Марию и там – но не хватило времени. Чтобы поддержать королеву-мать (и не допустить полного захвата англичанами Шотландии), французский король Генрих Второй послал большую эскадру, высадившую сильный экспедиционный корпус, заставивший англичан убраться восвояси.
Судьба Марии совершила первый резкий поворот – их еще будет в жизни очаровательной шотландки немало. Решено было обручить ее с французским дофином, наследным принцем Франциском. За это стояли королева-мать, и шотландская «католическая партия», и де Гизы, самый в то время могущественный знатный род Франции.
За невестой, которой исполнилось всего пять лет и восемь месяцев, приплыл французский галеон. В Ла-Манше, чтобы захватить девочку, его подстерегали английские корабли – то ли военные, то ли «морские собаки», то ли все вместе. Однако галеону удалось добраться до французских берегов, воспользовавшись густым туманом.
Тринадцать лет во Франции – безусловно, самые беззаботные, веселые и счастливые времена в жизни Марии Стюарт. Таких больше никогда не будет. Французский двор в те времена был, возможно, самым блестящим в Европе: рыцарские и поэтические турниры, охоты, пышные балы, маскарады, игры в мяч… При дворе блистали знаменитые поэты Ронсар и Дю Белле, которых сегодня считают классиками французской поэзии. Придворные декламировали стихи, пели мадригалы, музицировали. К Марии с большой симпатией относились и будущий тесть, король Генрих Второй (в одном из писем называвший ее «самым прелестным ребенком, какого мне довелось видеть»), и его всесильная фаворитка Диана де Пуатье. Так что жизнь Марии – цепь увеселений и развлечений.
Впрочем, не только. Она, несомненно, девочка способная, получила при французском дворе отличное образование: французский, итальянский, испанский и, разумеется, древнегреческий и латынь. Уже в тринадцать лет произнесла перед придворными речь на латыни, ею же и написанную. Когда она из девочки стала девушкой, последовал целый шквал восторгов, в том числе и поэтических. Знаменитый историк Брантом писал: «На пятнадцатом году красота ее воссияла, как свет яркого дня». Ему не уступал знаменитый испанский драматург Лопе де Вега: «Звезды даровали ее глазам нежнейший блеск, а ланитам – краски, придающие ей удивительную прелесть».
Чтобы, как в зеркале обворожая нас,
явить нам в женщине величие богини,
жар сердца, блеск ума, вкус, прелесть форм и линий
вам небеса послали в добрый час.
Природа, захотев очаровать наш глаз
и лучшее затмить, что видел мир доныне,
так много совершенств собрав в одной картине,
все мастерство свое вложила щедро в вас.
Это – Дю Белле. После замужества Марии Пьер Ронсар, автор довольно-таки фривольных виршей (это в его стихах воспевается «маленькая аленькая щелочка» – ну, вы меня поняли. Молчать, гусары!), после замужества Марии писал еще откровеннее, вкладывая слова в уста одного из своих героев:
Кто грудь ее ласкал, забыв на ложе сон,
за эту красоту отдаст, не дрогнув, трон.
Вот только Мария оставалась непреходящей головной болью Елизаветы – поскольку упрямо именовала себя королевой английской. В чем ее поддерживал весь католический мир, с подачки Папы Римского считавший Елизавету незаконнорожденной, узурпаторшей трона, по праву принадлежавшего как раз Марии. Моральной поддержкой дело не ограничивалось: после венчания Марии с дофином Генрих Второй прямо-таки приказал молодоженам включить в свои гербы английскую королевскую корону, а потом издал указ, предписывающий обращаться к Марии не иначе как «королева Французская, Шотландская, Английская и Ирландская» – и именовать ее так во всех официальных документах (Елизавете наверняка долго икалось).
Французский престол стал вакантным внезапно, в результате несчастного случая. Генрих Второй, совсем не старый, погиб на турнире – копье его соперника расщепилось от удара, острый обломок попал под забрало короля и через глаз глубоко проник в мозг. Врачи были бессильны – такое ранение и для современных медиков было бы нешуточной задачей, а уж в XVI в. помочь не могли вообще ничем. Через несколько дней король умер, дофин стал королем Франции под именем Франциска Второго, а семнадцатилетняя Мария (будучи на год старше супруга) – королевой.
Казалось, жизнь удалась. Однако сложилось так, что Франциск с раннего детства был крайне болезненным и хилым ребенком. Здоровья ему не прибавляло и то, что Франциск, не желая отставать от невесты, а потом супруги, изнурял себя бешеной скачкой (Мария ее любила), участием в охотах, непосильными для него физическими упражнениями. Менее чем через полтора года после свадьбы Франциск умер от гнойного воспаления в ухе. Сегодняшние медики его, пожалуй, спасли бы без особого труда, но в те времена все хирургические операции сводились к ампутации конечностей (причем пациента иногда напаивали до бесчувствия, чтобы не чувствовал боли, а иногда поступали и того проще – оглушали ударом деревянного молотка по голове). Вообще, операции, подобные той, что могла бы юного короля спасти, начали делать только в XX веке.
Мария Стюарт в одночасье стала вдовствующей королевой, по французским законам имевшей право только на подобающие титулу почести, но лишенную всякой власти. В истории Франции не раз случалось, что вдовствующие королевы фактически правили королевством по малолетству или слабоволию сыновей-королей: Екатерина Медичи при Карле Девятом, Мария Медичи при Людовике Тринадцатом, Анна Австрийская при Людовике Четырнадцатом. Но у Марии сына не было, да и откуда взяться искусству управления государством в семнадцать лет?
Был серьезный шанс стать королевой, так сказать, вторично: ставший королем брат покойного Франциска Карл Девятый был влюблен в Марию чуть ли не с детских лет, и о их браке заговорили всерьез. Однако дело расстроила другая вдовствующая королева, королева-мать Екатерина Медичи, женщина властная, решительная, умная, мастерица интриги (Дюма, иногда вольно обращавшийся и с историей, и с историческими персонажами, в романе «Королева Марго» нарисовал довольно точный портрет Екатерины, соответствующим исторической правде).
Екатерина Марию люто ненавидела. В чем, увы, Мария сама была виновата: весьма необдуманно, с юношеским чванством не раз на публике насмехалась над происхождением Екатерины – не столь уж и благородным. Конечно, в семействе Медичи хватало людей, занимавших видное положение: несколько гонфалоньеров (правителей) Флоренции (последнего, когда с республикой во Флоренции было покончено, Папа Римский сделал герцогом Флорентийским), герцог Урбинский (чьей дочерью и была Екатерина), великий герцог Тосканский и даже два Папы Римских. Известный и могущественный род, но все же – не королевский. Вообще-то Мария так себя вела сообразно с нравами того времени: титулованный дворянин считался гораздо выше «просто» дворянина, а король стоял над любым титулованным дворянином. Медичи происходили от разбогатевших купцов и простых лекарей, пусть небедных и популярных. «Medici» по-итальянски и означает «медики», а в гербе фамилии на щите красовались шесть пилюль (в те времена на гербах сплошь и рядом помещали самые прозаические бытовые предметы – например, тележные и мельничные колеса, стропила, молотки и котлы, разнообразных рыб и раков. Ну, а подкова встречалась в гербах практически всех европейских стран от Англии до Польши – в том числе и у моих польских предков).
