Об этом тоже стало широко известно. А потому никто и не сомневался, что история с похищением и изнасилованием – выдумка. Однако никаких законных оснований помешать браку Марии с любовником не имелось, разве что один из видных протестантских деятелей Джон Крэг объявил предстоящее бракосочетание «презренным и позорным перед всем миром» и отказался вывесить в церкви объявление о нем, но отказался от первого и совершил второй – после того, как Босуэл без всякой дипломатии пригрозил повесить его на воротах (ох, не горел желанием стать мучеником за веру преподобный отче).
Босуэл быстренько развелся с женой, молодой придворной красавицей, которую в свое время порекомендовала ему как раз Мария (у протестантов это проделать было гораздо проще, чем у католиков). Его свадьба с Марией состоялась в католической часовне по католическому обряду, на что Босуэлу было решительно наплевать (Париж стоит мессы!).
Вот только свадьба получилась из тех, что не веселее похорон. Состоялась она на рассвете, в шесть часов утра. Гостей было приглашено много, но тех, кто явился, можно по пальцам пересчитать. Не пришел никто из лордов, даже искренние сторонники Босуэла. Отказался прийти и французский посол, объяснив Марии, что его присутствие могут истолковать как поддержку брака французским королем. Даже католический священник, духовник Марии, уехал из Шотландии. Слишком многие и в стране, и за границей считали Босуэла убийцей Дарнлея (в чем наверняка не ошибались) и не хотели присутствовать на его венчании со вдовой убитого.
Венчание прошло без малейшей торжественности, с полным на то правом можно сказать – на скорую руку. Полагавшуюся обедню не служили, орган молчал, обряд совершился, как писали некоторые биографы Марии, «с неприличной поспешностью». Где-то даже и тайком. Не было ни свадебного кортежа, ни свадебного пира…
Менее чем через месяц лорды подняли мятеж. Дело тут было не только в том, что Босуэла открыто называли убийцей Дарнлея. Еще и в том, что Дарнлея терпели как особу королевской крови, зато многих задевало, что фактическим правителем Шотландии становится «простой» лорд, один из многих. Чем он лучше остальных?
Босуэл сдаваться так просто не собирался – не та натура. Он сумел в короткий срок собрать кое-какие силы, но у него было не более тысячи человек: двести наемных аркебузиров, некоторое число людей из его клана, толпа пограничных крестьян с его земель, собранная наспех и вооруженная чем попало. Противники сошлись в шести милях от Эдинбурга, возле местечка Карберри-Хилл. По сути, настоящего боя и не было – разношерстное воинство Марии частью разбежалось, частью перешло к лордам. Она буквально приказала Босуэлу бежать, понимая, что головы ему не сносить…
После недолгого пребывания в Эдинбурге лорды перевезли Марию в отдаленный замок Лохливен, стоявший на островке посреди озера. Принадлежал он представительнице сильного клана Дугласов леди Маргарет, на которую вполне могли полагаться как на тюремщицу – в свое время она сама рассчитывала выйти замуж за короля Иакова Пятого, а потому ненавидела и мать Марии Стюарт, и ее саму. Впрочем, лорды постарались соблюсти минимум приличий: в выпущенной ими грамоте уверяли, что королеву, упаси боже, подвергли не «заточению», а всего-навсего чему-то вроде домашнего ареста – ради ее же блага, чтобы уберечь от злодея Босуэла или его сообщников.
Обстановка в стране накалилась до предела. Срочно вернувшийся в Шотландию Джон Нокс принялся будоражить народ, требуя суда над «прелюбодейкой и убийцей». Толпы протестантов орали: «На костер шлюху!» Поскольку большая политика эмоций и чувств не знает, в защиту Марии выступила Елизавета – из своеобразной «классовой солидарности». Создавался опасный прецедент – дворяне взяли в плен свою королеву и намеревались ее судить. В Англии хватало своих мятежников, в том числе благородного звания, и Елизавета попросту опасалась, что с ней могут поступить так же.
Так что лорды всерьез опасались вторжения английских войск, на что Елизавета недвусмысленно намекала. Лорды пустили в ход этакую смесь дипломатии и откровенного шантажа. К тому времени они уже нашли те самые «письма из ларца». И, послав к Марии представительную делегацию, поставили вопрос ребром: либо она отречется в пользу сына, либо ее будут судить за соучастие в убийстве мужа – благо некоторые «письма из ларца» служат доказательством этому.
Мария долго сопротивлялась, но в конце концов уступила, когда ей пригрозили, что смертный приговор неминуем. И подписала три документа. В первом она объявляла, что «устала» от бремени власти и больше не хочет его нести. Во втором соглашалась на коронование сына. В третьем не возражала против того, чтобы регентом стал кто-то из «достойных лордов». В обмен лорды пообещали оставить ее в покое и более шума вокруг истории с убийством не поднимать.
Как часто в подобных случаях бывает, и не в одной Шотландии, обе стороны не собирались соблюдать ни клятв, ни писаных договоров. Лорды зачитали «письма из ларца» в парламенте, а о соучастии Марии в убийстве мужа растрезвонили не только по стране, но и за границей. Ее не достигшего и двух лет сына торжественно короновали как Иакова Шестого, короля Шотландии. Обряд миропомазания совершил Джон Нокс – в знак того, что король будет воспитан в «истинной» вере и навсегда избавлен от «тенет папизма».
Мария со своей стороны только и ждала удобного случая бежать. С замком Лохливен связана еще одна из окружавших ее тайн, которой суждено навсегда оказаться неразгаданной. Мария попала туда, будучи беременной от Босуэла, – и в заключении родила. Далее – полный мрак. Неизвестно, случились ли в роды в срок или были преждевременными. Неизвестно, кто родился, мальчик или девочка. Неизвестно, остался ли ребенок жив или умер. У самой Марии были достаточно веские основания обходить этот скользкий вопрос: родись ребенок в срок, по датам было бы ясно, что он от Босуэла – и зачат в те времена, когда они еще не обвенчались. Согласно официальному сообщению, составленному секретарем Марии при ее личном участии, преждевременно родились два мертвых близнеца – но точных данных от третьих лиц нет. Имела хождение и версия, по которой Мария родила в срок здоровую девочку, которую тайно увезли во Францию и постригли в монахини – а в монастыре она и умерла, не зная ничего о своем происхождении. Но выглядит она крайне недостоверной. В общем, «истина где-то там»…
Дальше вновь начинается приключенческий роман. В Марию, которой тогда было всего двадцать четыре года, влюбляется юный сын ее тюремщицы лорд Джеймс Дуглас, начавший готовить ее побег. В благодарность Мария обещала выйти за него замуж – и, как полагают некоторые биографы Марии, то ли особо циничные, то ли большие реалисты, стала его любовницей.
(Некоторые историки считают еще, что побег Марии готовил не один юный лорд, но и его матушка. Париж стоит мессы! Для леди Маргарет, как полагают, перспектива увидеть сына супругом шотландской королевы перевесила неприязнь к Марии.)
Как бы там ни было, первый побег сорвался. Переодетую в платье простолюдинки Марию, прикрыв голову и лицо покрывалом и выдав за прачку, попытались увезти на лодке. Однако один из гребцов решил позаигрывать с «прачкой» и попытался сорвать с нее покрывало. Мария схватилась за него, показав руки не прачки, а аристократки – узкие белые ладони, тонкие изящные пальчики… Гребцы повернули назад к замку, кое-что сообразив.
