— Тогда знай: если ты поможешь мне, то дороже тебя у меня не будет никого на свете!
Алла всю ночь проворочалась с боку на бок, но уснуть не смогла. Она воочию представляла себе, как в светлом парике и белом халате, накинутом на плечи, пробирается к выходу, но ни разу ей не удавалось завершить побег. Неожиданно неизвестно откуда выскакивали санитары и волоком тащили ее обратно в палату. Алла кричала, сопротивлялась, понимая, что проиграла.
Заснуть удалось только под утро. К завтраку она встала злая и раздраженная. Власовна за целый день так и не появилась. Зато после тихого часа к ней в палату допустили посетительницу.
Это была Леночка собственной персоной, которая весь день промучилась, гадая, какую же новость ей собирается сообщить начальница. Но прийти раньше не решилась, чтобы не отпрашиваться и не врать что-нибудь насчет посещения больной родственницы, ведь тогда все бы поняли, к кому она собралась. Ее посещения Никоновой должны оставаться в строгой секретности. Даже папенька не знает о подобных самовольных вылазках, предпринимаемых Леночкой на свой страх и риск, лишь бы добиться заветной цели.
— Алла Николаевна, вы вчера так неожиданно уснули, что я даже попрощаться с вами не успела, ушла по-английски, — изливалась она ложью, расточая по палате аромат дорогих духов.
— Ничего страшного, — произнесла Алла, с интересом разглядывая уже незнакомую для нее Леночку и пытаясь заглянуть в ее черную душонку.
Хотя тут и разглядывать-то особо нечего: девочка всеми правдами и неправдами рвется к власти. И ничего здесь нет удивительного. Даже возмутиться нет причин, ведь Алла сама когда-то дни считала, пока судья, у которой она работала секретарем, уберется наконец на пенсию. Однако Алла не была такой кровожадной, чтобы предпринимать какие-либо меры к насильственному устранению своей начальницы.
Леночка же позволила себе осознанно бросить ее в критическом положении, не позвав никого на помощь. Тут и к бабке не нужно ходить, чтобы понять: надеялась, что начальница раньше времени отдаст концы. Ушла незаметно, чтобы не помешать столь важному процессу. А ведь фактически почти убила ее! И Алла ей этого ни за что не простит.
— Извини, что я вчера так неожиданно заснула. Даже не дослушала тебя. Ты, кажется, говорила что-то о Максе?
— Да нет, ничего такого особенного, — замялась Леночка, не разглядев в глазах начальницы вчерашнего ужаса. — Просто упомянула, что он уже приступил к работе.
— Даже так?! А разве его как-то раз уже не похоронили? Или я что-то путаю?
— Нет, что вы! Это кого-то другого похоронили. Какого-то неизвестного, которого приняли за Перепёлкина. Ему даже пришлось аннулировать свидетельство о смерти, которое выдали его матери.
— Какая интересная история! А Берков, которого также похоронили, случайно не ожил? Может, тоже его с кем перепутали?
— Нет, этот точно умер. С этим чуда не случилось. Ему повезло меньше, чем Перепёлкину. Чего только на свете не происходит… Вы хотели мне что-то сказать?
Леночка с еле скрываемым любопытством смотрела на начальницу, сжав в замок побелевшие пальцы. Интересно, чего она ждет — счастливого известия о добровольной отставке начальницы или просто пытается скрыть животный страх перед сумасшедшей?
«Какая же ты глупая девочка, Леночка! — думала Алла. — Ведь папенька твой наверняка не знает, где ты сейчас находишься. А то снял бы с тебя штанишки и отхлестал по мягкому месту как сидорову козу за такую опасную для жизни самодеятельность».
Алла вдруг вспомнила, что по одной из версий выражение «сидорова коза» — это искажение арабского оборота «садар каза», означающего приговор шариатского судьи, содержащий в себе наказание осужденного в виде битья палками.
— Да, мне есть что сказать, — тянула время Алла, ожидая Власовну и разглядывая очередную жертву.
Безнаказанность и в самом деле сделала ее храброй и рисковой. Но на что только не пойдешь ради своей мечты! А уж тому, кто совершил преступление дважды, оно и вовсе кажется дозволенным. Вот как Алле, например. Даже если и поймают, она все равно уже в психушке, а потому и спрос с нее — никакой!
— Ты повесь на спинку кровати пальтишко-то свое норковое, чего в руках мнешь? Неужели боишься меня?
— Если бы боялась, не пришла, — расхрабрилась Леночка. Она неплохо держалась, только слегка подрагивающий подбородок время от времени выдавал ее волнение. — Да и что мне вас бояться, если я — ваш единственный и верный друг.
— Ну-ну! Скажи, а тебя всегда сюда беспрепятственно пропускают?
— Разумеется. Стоит лишь показать удостоверение, как передо мной открываются любые двери.
Так как пауза затянулась, Леночка принялась вытаскивать из пакета апельсины, бананы, сок и минеральную воду. Руки заметно тряслись, и она то и дело растирала ладони, словно спасаясь от холода.
— Что это ты так разнервничалась? Есть чего опасаться? Так тебя папенька защитит. А вот меня никто и никогда не защищал. Я даже не знаю, как это — когда о тебе заботятся, решают твои проблемы, подстраховывают… чтобы ты не натворила глупостей.
— Я уже большая девочка и ни в чьих советах не нуждаюсь.
— А я не о советах говорю, а о конкретной помощи. Хотя и от умного совета в свое время не отказалась бы. Не помню, чтобы когда-нибудь хоть кому-то было до меня дело.
— Но родители же у вас были, насколько мне известно?
— Были. Неграмотные. И совсем небогатые. Их советы и гроша ломаного не стоили. По крайней мере, для меня. Что путевого могли посоветовать родители, которые сами в жизни ничего не добились — как остаться на всю жизнь бедными, но честными? Поэтому я и уехала из дома, как только мне исполнилось восемнадцать. За эти годы добилась многого. Сама. Без чьей-либо поддержки. Вот и сейчас ни на кого не могу рассчитывать.
— Почему же? Вы всегда можете положиться на меня.
— Это пусть мужики на тебя ложатся.
— Извините, я не так выразилась. Я хотела сказать, что я ни за что вас не предам.
— Ну да, конечно. Как это сделала вчера.
— Я не понимаю, о чем вы.
— Да все ты прекрасно понимаешь!
И в этот момент в палату ворвалась запыхавшаяся Власовна с пакетом в руках.
— Я не опоздала? — сверкнула она глазом на Леночку, тяжело дыша и присаживаясь на край кровати.
— Нет, в самый раз подоспела.
Алла поднялась с кровати, забрала из рук санитарки пакет и подошла к окну, проверяя содержимое.
— Ты, Власовна, пока отдышись. Я как раз приступила к главной части плана. — Она вытащила веревку, пряча ее за спиной и поворачиваясь к сидящим.
— Какого еще плана? — насторожилась Леночка.
— О котором и собираюсь поведать тебе. Ты же за этим пришла? Но прежде чем узнать о нем, скажи, пожалуйста, ты видела вчера, что мне стало плохо? Молчишь? А почему врача или медсестру не позвала? Тоже нечего сказать?
