– Спроси Феникса. Он тебе даст.
Я еле заметно кивнул. Надо было поступить совсем иначе. Надо было снова преклонить колени, поблагодарить его, потереться лбом о дорогой коврик. Но ничего этого я не сделал. Пелей подошел к распахнутому окну; море пряталось за изгибом стены, но мы оба его слышали – далекое шипение трущихся о песок волн.
– Можешь идти, – сказал он мне.
Думаю, он хотел сказать это холодно, пренебрежительно, как недовольный царь – своему подданному. Но я в его голосе слышал только усталость.
Я еще раз кивнул и вышел.
Золота, что дал мне Феникс, хватило бы на то, чтобы дважды довезти меня до Скироса и обратно. Капитан вытаращил глаза, когда я протянул ему монеты. Он впился в них взглядом, взвешивая, прикидывая, что сможет на них купить.
– Возьмешь меня?
Мое нетерпение пришлось ему не по душе. Ему не нравилось, когда люди так отчаянно стремились попасть на корабль; за спешкой и щедростью, как правило, таилось какое-нибудь преступление. Но в конце концов золото взяло верх. Он неохотно буркнул что-то в знак согласия и указал мне место на борту.
Прежде я не выходил в море и теперь дивился тому, как медленно мы плыли. Корабль – пузатое торговое судно – лениво обходил острова, торгуя с более уединенными царствами овечьей шерстью, маслом и сделанной на большой земле резной мебелью. Каждый вечер мы причаливали в каком-нибудь новом порту, чтобы пополнить запасы пресной воды и разгрузить трюмы. Днем я стоял на носу корабля, глядя, как его просмоленный каркас взрезает волны, и дожидаясь, когда впереди покажется земля. В других обстоятельствах меня бы все это заворожило: названия разных частей корабля – фал, мачта, корма; цвет воды, продирающий начисто запах ветра. Но теперь я почти ничего не замечал. Я думал только о подманивавшем меня островке и о светловолосом юноше, которого я надеялся там отыскать.
Гавань Скироса была до того мала, что я увидел ее, только когда мы обогнули южный край этого скалистого острова и почти причалили. Наш корабль с трудом втиснулся промеж двух береговых выступов: моряки, перегнувшись через борта, затаив дыхание, следили за проплывающими мимо валунами. Но в самой гавани воды были спокойными, и гребцам пришлось приналечь на весла. В узкой гавани было не развернуться, я сочувствовал капитану, которому еще придется отсюда выплывать.
– Приплыли, – угрюмо сообщил он мне.
Я уже стоял на сходнях.
Передо мной возвышался утес. Вырезанные в камне ступени, извиваясь, вели ко дворцу, по ним я и поднялся. Наверху оказались низкорослые деревца, козы – и сам дворец, маленький и невзрачный, выстроенный наполовину из камня, а наполовину из дерева. Не будь он единственной постройкой в округе, я бы и не подумал, что это царское жилье. Я вошел во дворец.
Общая зала была узкой, темной, в воздухе стоял застарелый запах еды. В дальнем конце возвышались два пустых трона. Несколько стражников бездельничали за столами, играли в кости. Они поглядели на меня.
– Ну, чего? – спросил один.
– Мне надобно увидеть царя Ликомеда, – ответил я.
Я вздернул подбородок, чтобы меня приняли за важную персону. Я надел самый красивый хитон, какой только смог отыскать, – прежде его носил Ахилл.
– Я схожу, – сказал один стражник другим.
Он с грохотом бросил на стол кости и, шаркая, вышел из залы. Пелей бы не потерпел такой непочтительности; он хорошо относился к своим людям, но и взамен ожидал от них многого. Все в помещении казалось серым, ветхим.
Стражник вернулся.
– Идем, – сказал он.
Я пошел за ним, сердце у меня забилось быстрее. Я уже давно обдумывал, что скажу. Я подготовился.
– Сюда.
Он указал на распахнутую дверь, затем развернулся и пошел обратно – играть в кости.
Я переступил порог. В комнате, подле чадящего очага, сидела молодая женщина.
– Я Деидамия, царская дочь, – объявила она.
Говорила она звонко и громко, почти по-детски – очень неожиданно, после унылого коридора. У нее был вздернутый нос и заостренное, лисье личико. Она была хорошенькой и знала об этом.
Я вспомнил о вежливости, поклонился.
– Я странник и пришел просить твоего отца о милости.
– Отчего же ты не попросишь милости у меня?
Она улыбнулась, наклонила голову. Она была удивительно маленькой – мне, наверное, и до груди не достанет.
– Мой отец стар, ему нездоровится. Можешь обратиться с прошением ко мне, и я тебе отвечу.
Она приняла царственную позу, старательно усевшись так, чтобы ее обрамлял падавший из окна свет.
– Я ищу своего друга.
– Вот как? – Она вскинула бровь. – И кто же он, твой друг?
– Один юноша, – осторожно ответил я.
– Ясно. Юноши у нас имеются. – Говорила она игриво, явно забавляясь.
Темные густые кудри спадали ей на спину. Она повела головой – волосы взметнулись – и затем снова улыбнулась мне.
– Может, для начала скажешь, как тебя зовут?
– Хиронид, – ответил я.
Сын Хирона.
Незнакомое имя – она наморщила нос.
– Хиронид. И что же?
– Я ищу своего друга, он прибыл сюда с месяц назад. Он из Фтии.
Что-то промелькнуло в ее глазах, хотя, может, мне и показалось.
– И почему же ты его ищешь? – спросила она.
Голос ее уже не был таким беззаботным.
– У меня есть послание для него.
Как бы мне хотелось, чтобы меня отвели к старому и немощному царю, а не к ней. Лицо у нее было как ртуть, ни одно выражение на нем не задерживалось. Мне от нее было не по себе.
– Хмммм. Послание, значит. – Она лукаво улыбнулась, постучала по подбородку разукрашенным ноготком. – Послание другу. И с чего бы мне открыть тебе, знаю я этого юношу или нет?
– Потому что ты всевластная царевна, а я лишь смиренный проситель.
Я встал на колени.
Этим я ей угодил.
– Что ж, может, я и знаю такого юношу, а может, и нет. Нужно подумать. Останься, отужинай с нами, а я тем временем приму решение. Если повезет, я, может, для тебя еще и станцую, вместе с моими прислужницами. – Она вдруг склонила голову набок. – Ты слышал о прислужницах Деидамии?
– К сожалению, нет.
Она состроила недовольную гримаску.
– Все цари отсылают сюда дочерей на воспитание. Об этом известно всем, кроме тебя.
Я горестно склонил голову.
– Я долго жил в горах и почти не знаю мира.
Она слегка нахмурилась. Потом махнула рукой в сторону двери:
– Увидимся за ужином, Хиронид.
