Я глядел, как жадно он внимает каждому его слову. Он слишком доверчив. Но я не стану вечно сидеть вороном у него на плече, каркая беду.
Солнце сползло еще ниже, и к нам приблизилась темная тень берега, к которому мы и собирались пристать. Корабль вошел в гавань, и мореходы на ночь вытащили его на сушу. Разгрузили припасы – еду, тюфяки, шатры для царей.
Для нас развели костерок, поставили шатер.
– Все ли здесь благополучно? – К нам подошел Одиссей.
– Да, – ответил Ахилл. Он улыбнулся – живо, искренне. – Спасибо.
Одиссей улыбнулся в ответ, в темной бороде забелели зубы.
– Отлично. Одного шатра вам, я надеюсь, хватит? Впрочем, я слышал, вам нравится спать вместе. И не только в одних покоях, но, говорят, и в одной постели.
Меня так и обдало жаром, ужасом. Было слышно, как у стоявшего рядом Ахилла перехватило дыхание.
– Ну-ну, зря стыдитесь… У мальчиков это дело обычное. – Он задумчиво поскреб бороду. – Хотя вас уже и мальчиками-то не назовешь. Сколько вам лет?
– Это неправда! – выкрикнул я.
Прихлынувшая к лицу кровь распалила и мой голос. Он прозвенел на весь берег.
Одиссей вздернул бровь:
– Правдой становится то, чему верят, а в это люди верят. Но, как знать, может, они и заблуждаются. Если эти слухи так уж вас тревожат, не тащите их за собой, отплывая на войну.
Ахилл сказал – зло и сухо:
– Не твое это дело, царевич Итаки.
Одиссей вскинул руки:
– Прошу простить, если обидел. Я лишь пришел пожелать вам обоим доброй ночи и удостовериться, что все благополучно. Царевич Ахилл. Патрокл. – Он склонил голову и ушел к себе в шатер.
В нашем шатре было очень тихо. А я все думал, когда же оно начнется. Одиссей был прав, мальчики часто брали себе в любовники таких же мальчиков. Но, повзрослев, они снисходили разве что до рабов или прислужников. Наши мужи чтили покорителей и не доверяли мужчинам, которые предпочитали покоряться.
«Не осрами его», – сказала богиня. Речь ее была и об этом.
– Может, он прав, – сказал я.
Ахилл поднял голову, нахмурился:
– Ты так не думаешь.
– Нет… – Я до боли переплел пальцы. – Я по-прежнему буду с тобой. Но я могу спать снаружи, чтобы было не так заметно. И мне не надо присутствовать на твоих советах. Я…
– Нет. Фтиянам не будет до этого дела. А остальные пусть говорят, что им вздумается. Я все равно буду ἄριστος Ἀχαιών.
Лучшим из ахейцев.
– Но ты запятнаешь свою честь.
– Значит, запятнаю. – Он упрямо вздернул подбородок. – Они глупцы, если станут подходить к моей славе с таким мерилом.
– Но Одиссей…
Он посмотрел мне прямо в глаза – зеленым, как весенняя листва, взглядом.
– Патрокл. Я уже уступил им во многом. Но этого – не уступлю.
И на это мне уже было нечего ответить.
На следующий день, когда южный ветер надул наши паруса, мы подошли к стоявшему на носу Одиссею.
– Царевич Итаки, – окликнул его Ахилл. Теперь он говорил сухо, церемонно – никаких больше мальчишеских улыбок, как вчера. – Я желаю послушать твои рассказы об Агамемноне и других царях. Я хочу знать своих союзников и царевичей, с которыми мне предстоит сражаться.
– Мудрое решение, царевич Ахилл. – Если Одиссей и заметил перемену, то вида не подал. Он подвел нас к скамьям у мачты, под пузатым парусом. – Так, с чего же начать?
Он почти рассеянно потер шрам на ноге. При свете дня шрам выделялся сильнее – сморщенный, безволосый.
– Есть Менелай, жену которого мы и хотим вернуть. После того как Елена выбрала его в мужья – тебе об этом может рассказать Патрокл, – он стал царем Спарты. Добрый муж, бесстрашен в бою, всеми любим. Многие цари откликнулись на его призыв, не только те, кто связан клятвой.
– Какие же? – спросил Ахилл.
Одиссей принялся загибать пальцы на широкой крестьянской руке:
– Мерион, Идоменей, Филоктет, Аякс. Оба Аякса, большой и малый.
Одного я видел во дворце Тиндарея – огромный муж со щитом, второго я не знал.
– Старый Нестор, царь Пилоса, тоже там будет.
Это имя я слышал – в молодости он вместе с Ясоном плавал за золотым руном. Его боевые дни давно миновали, но он поможет войне сыновьями и советом.
Ахилл весь обратился в слух, глаза потемнели.
– А что троянцы?
– Ну, конечно, Приам. Царь Трои. Говорят, у него пятьдесят сыновей и все сызмальства обучены управляться с мечом.
– Пятьдесят сыновей?
– И пятьдесят дочерей. Приам славится своим благочестием и любим богами. Слава идет и о его сыновьях – Парис, например, любимец богини Афродиты и знаменит своей красотой. Говорят, даже самый младший, которому едва исполнилось десять, и тот свирепого нрава. Троил, по-моему. У них есть двоюродный брат, божественной крови, который тоже сражается на их стороне. Имя ему Эней, он сын самой Афродиты.
– А Гектор? – Ахилл не сводил с Одиссея глаз.
– Старший сын Приама, его наследник, любимец бога Аполлона. Самый могучий из защитников Трои.
– Каков он собой?
Одиссей пожал плечами.
– Не знаю. Говорят, он огромного росту, но так говорят почти обо всех героях. Ты увидишь его прежде меня, так что сам мне расскажешь.
Ахилл сузил глаза:
– Это еще почему?
Одиссей криво усмехнулся:
– Я умелый воин, но не более – Диомед уж точно в этом со мной согласится, – я славлюсь другими умениями. Доведись мне повстречать Гектора в бою, и я уже не вернусь с рассказами о нем. Другое дело – ты. Его смерть принесет тебе величайшую славу.
Я похолодел.
– Может, и принесет, но у меня нет причин его убивать, – сухо ответил Ахилл. – Мне он ничего не сделал.
У Одиссея вырвался смешок, будто бы Ахилл пошутил.
– Если бы каждый воин убивал только тех, кто нанес ему личную обиду, Пелид, войн бы вообще не было. – Он вскинул бровь. – Мысль, впрочем, неплохая. Как знать, может, в таком мире я был бы ἄριστος Ἀχαιών, а не ты.
Ахилл промолчал. Он отвернулся, поглядел на волны за бортом. Свет упал на его щеку, и та затеплилась алым.
– Ты не рассказал ничего об Агамемноне, – сказал он.
– Ах да, наш могущественный микенский царь. – Одиссей снова привалился к мачте. – Гордый потомок дома Атреева. Его прадед Тантал был сыном Зевса. Его историю ты, наверное, слышал.
