Книга Песнь Ахилла, страница 42. Автор книги Мадлен Миллер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Песнь Ахилла»

Cтраница 42

Стоило кораблю пристать к берегу, как вверх взметнулись сотни рук, ликующие возгласы вырвались из сотен глоток. В них растворились все остальные звуки: стук сходней о камни, приказания, которые отдавали мореходы. Мы глядели на берег, не веря своим глазам.

В тот миг, наверное, наши жизни и переменились. Не на Скиросе, ни даже задолго до того – на Пелионе. А здесь, когда мы впервые осознали то величие, которое отныне и всегда будет сопутствовать ему, куда бы он ни пошел. Он решил стать легендой, и то было самое ее начало. Он замешкался, и я коснулся его руки – так, чтобы в толпе этого не увидели.

– Иди, – сказал я ему, – они ждут тебя.

Ахилл ступил на сходни, приветственно вскинул руку, и толпа сорвала глотки в крике. Я почти испугался, что они ринутся на корабль, но выстроившиеся вдоль сходней воины их оттеснили, проложив путь в толчее.

Ахилл обернулся и что-то сказал мне. Я не расслышал слов, но понял их. «Идем со мной». Я кивнул, и мы стали спускаться. По обеим сторонам от нас, за преградой из воинов, шумела толпа. У сходней нас ждал Пелей. Лицо его было мокрым, но он даже не утирал слез. Он прижал к себе Ахилла и долго-долго не отпускал.

– Царский сын вернулся!

Его звучный голос, оказавшийся глубже, чем мне помнилось, разнесся во все стороны, перекрыв людской гомон. Толпа затихла в ожидании слов царя.

– Перед всеми вами я приветствую моего возлюбленного сына и наследника царства. Он поведет вас в Трою в сиянии славы и вернется домой с победой!

Я похолодел, несмотря на яркое солнце. Он не вернется домой. Но Пелей этого еще не знал.

– Он взрослый муж и полубог. Ἄριστος Ἀχαιών!

Но теперь некогда было об этом раздумывать. Воины стучали копьями по щитам, вопили женщины, надсаживались мужчины. Я взглянул на Ахилла: он смотрел на всех с изумлением, но без досады. Я заметил, что и стоит он теперь по-другому – расправив плечи, расставив ноги. Он казался старше и даже как-то выше. Он склонился к отцу и что-то сказал ему, но я не расслышал. Мы взошли на ждавшую нас колесницу, и толпа потекла вслед за нами по берегу.


Во дворце нас окружили слуги и придворные. Нам дали каких-нибудь пару минут, чтобы съесть и выпить то, что сунули нам в руки. Затем нас отвели на площадь перед дворцом, где уже дожидались двадцать пять сотен воинов. Едва мы показались, как они вскинули квадратные гладкие панцири щитов, приветствуя нового военачальника. И это, наверное, и было непривычнее всего – отныне он ими командовал. Он должен будет узнать все: все имена, все доспехи, все истории. Он больше не принадлежит мне одному.

Если он и волновался, заметить этого не мог даже я. Я глядел, как он приветствует воинов, как говорит звенящие слова, от которых они еще старательнее расправляют плечи. Они широко улыбались, обожая своего удивительного царевича с головы до пят: его сияющие волосы, его смертоносные руки, его проворные ноги. Они тянулись к нему, как цветы тянутся к солнцу, жадно впитывая его свет. Одиссей был прав: его пыла хватит на то, чтобы их всех обратить в героев.


Нам больше не удавалось остаться наедине. Ахилл вечно был кому-нибудь нужен – взглянуть на чертежи и расчеты, дать совет по поводу припасов и сборов. Феникс, старый советник его отца, тоже поедет с нами, но Ахиллу все равно приходилось отвечать на тысячи вопросов: кто? Сколько? Кого выберешь старшими? Он сделал, что смог, а затем объявил: «В остальном же всецело доверюсь многоопытному Фениксу». У меня за спиной вздохнула служанка. Не только хорош собой, но и милостив.

Он понимал, что мне почти нечего делать. И при виде меня взгляд у него делался все более и более виноватым. Он всегда клал таблички так, чтобы и я мог видеть, всегда спрашивал моего мнения. Но я отказывался ему подыгрывать и молча, равнодушно отступал в тень.

Но даже там я не мог укрыться. Сквозь окна до меня доносился воинский гвалт: они куражились, тренировались, точили копья. Мирмидоняне, так они теперь называли себя, люди-муравьи, почетное старинное прозвище. Ахиллу и это пришлось мне рассказать – легенду о том, как Зевс сотворил первых фтиян из муравьев. Я глядел, как они вышагивают – одна бодрая шеренга за другой. Я видел на их лицах мечты о добыче, с которой они вернутся, о почестях. Нам же мечтать было не о чем.

Я начал их избегать. Когда он куда-нибудь шел в толпе придворных, я находил повод, чтобы отстать: мне надо было почесаться, подвязать ремешок сандалия. Не обращая на меня никакого внимания, они спешили дальше, сворачивали за угол, и я – внезапное блаженство! – оставался один. Извилистыми коридорами, которые я так хорошо изучил еще много лет назад, я с облегчением возвращался в наши пустые покои. Там я ложился на прохладный каменный пол и закрывал глаза. Я снова и снова представлял, что положит всему конец – наконечник копья или меча, тяжелые ободья колесницы. Бьющий, бескрайний ручей его крови.

Шла вторая неделя, и как-то ночью, когда мы уже задремывали, я спросил:

– А что ты скажешь отцу? О пророчестве.

В полуночной тишине слова показались оглушительными. С минуту он молчал. Затем ответил:

– Наверное, ничего.

– Совсем?

Он помотал головой – еле заметное колебание тени.

– Он ничего с этим не может поделать. Только будет напрасно горевать.

– А твоя мать? Она ему не расскажет?

– Нет, – ответил он. – В наш последний день на Скиросе я попросил ее дать мне несколько обещаний, и это она пообещала мне тоже.

Я нахмурился. Этого он мне прежде не рассказывал.

– А что еще ты просил ее пообещать?

Он ответил не сразу. Но мы не лгали друг другу, никогда.

– Я попросил ее защитить тебя, – сказал он. – Потом.

Я уставился на него, во рту пересохло.

– И что она сказала?

Снова молчание. Затем, так тихо, что я явственно видел темный румянец стыда у него на щеках, он ответил:

– Она отказалась.

Когда он уснул, я лежал под звездами – без сна, настороже – и раздумывал об этом. Его просьба меня согрела, хотя бы отчасти развеяв холод последних дней, когда Ахилл каждый миг был кому-нибудь да нужен, а я – нет.

Ответ богини меня ничуть не тревожил. Я не нуждался в ее защите. Я не собирался жить после его смерти.


Минуло полтора месяца – полтора месяца ушло на то, чтобы собрать воинов, снарядить флот, заготовить одежды и припасов, которых хватило бы на всю войну – год или два. Осады всегда были долгими.

Пелей настоял на том, чтобы Ахилл взял с собой только лучшее. Он потратил целое состояние на доспехи, которых с лихвой хватило бы на то, чтобы вооружить шестерых человек. Там были нагрудники из кованой бронзы, с высеченными на них львами и восстающим из пепла фениксом, крепкие кожаные поножи с золотыми застежками, шлемы с гребнями конского волоса, окованный серебром меч, десятки копейных наконечников и две легкие колесницы. К ним прилагалась четверка лошадей, среди которых была и пара, что боги подарили Пелею на свадьбу. Их звали Ксанфом и Балием – Рыжим и Пятнистым, – и они нетерпеливо вращали белками глаз, когда кто-то сдерживал их вольный бег. Пелей же выбрал нам возницу – он был младше нас, но крепко сложен и славился своим умением усмирять горячих лошадей. Его звали Автомедоном.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация