После Ахилла на помост вышел Аякс, за ним – Диомед и Менелай, за ними – Одиссей и так далее, пока не пришла очередь Кебриона, которому достались только деревянные шлемы и щербатые кубки. Впрочем, если какой-нибудь воин особенно отличался в битве, военачальник мог одарить его чем-нибудь особенно ценным – еще до награждения первого воина. Так что даже Кебриону было на что надеяться.
На третьей неделе среди груды мечей, тканых ковров и золота на помосте оказалась девушка. Она была красива – смуглая кожа, блестящие черные волосы. По ее скуле расползался синяк – след от костяшек кулака. В сумерках казалось, что синь залегла у нее и под глазами, будто они густо затемнены египетской сурьмой. Платье у нее было разорвано на плече, закапано кровью. Руки связаны.
Воины торопились к помосту. Они сразу поняли, что это значит: Агамемнон разрешает приводить в стан женщин, невольниц и рабынь. До сих пор женщин просто брали силой сразу в деревнях и там же бросали. Разумеется, делать это в шатрах было гораздо удобнее.
Агамемнон взошел на помост и с легкой ухмылкой окинул девушку взглядом. Он, как, впрочем, и все Атриды, славился своей ненасытностью. Сам не знаю, что на меня тогда нашло. Но я вдруг дернул Ахилла за руку и прошептал ему на ухо:
– Забери ее.
Он обернулся, с удивлением распахнул глаза.
– Забери ее в награду. Чтобы она не досталась Агамемнону. Прошу тебя.
Он колебался какую-нибудь долю секунды.
– Мужи ахейцы! – Он – как был, в запятнанных кровью доспехах – шагнул вперед. – Владыка Микен!
Агамеменон, нахмурившись, обернулся к нему:
– Пелид?
– Я прошу эту деву себе в награду.
Сидевший на помосте Одиссей вскинул бровь. Окружавшие нас воины зашептались. Просьба Ахилла была необычной, но вполне оправданной – да и в любом другом войске первый выбор и без того был бы за Ахиллом. У Агамемнона во взгляде полыхнуло раздражение. Все, о чем он думал, ясно читалось у него на лице: Ахилл ему не нравился, но скупиться – здесь, сейчас, в самом начале войны? Это того не стоило. Девка, конечно, красивая, но будут и другие.
– Быть посему, царевич Фтии. Она твоя.
Из толпы послышались одобрительные крики – им по нраву были щедрые военачальники, дерзкие и сластолюбивые герои.
Девушка следила за переговорами яркими, умными глазами. Поняв, что уведем ее мы, она сглотнула, бросила несколько быстрых взглядов на Ахилла.
– Остальную добычу принесут мои воины. Девушку же я забираю прямо сейчас.
Одобрительный смех, свист. Девушку била мелкая дрожь, будто кролика, над которым в небе кружит ястреб.
– Идем, – велел Ахилл.
Мы с ним пошли прочь. А за нами, опустив голову, последовала девушка.
Когда мы вернулись к себе, Ахилл вытащил нож, и девушка испуганно дернулась. Он еще не смыл с себя кровь после битвы, это ее деревню они сегодня разорили.
– Лучше я, – сказал я.
Он отдал мне нож и, будто бы устыдившись, попятился.
– Я сейчас тебя освобожу, – сказал я.
Приблизившись, я заметил, до чего темные у нее глаза, – они были черными, как хлебородная земля, и на ее овальном, с острым подбородком лице казались огромными. Ее взгляд метался от меня – к ножу. Мне вспомнились затравленные собаки, которые, скалясь, съеживаясь, забивались в угол.
– Нет-нет, – заторопился я. – Мы тебя не обидим. Я тебя освобожу.
Она глядела на нас с ужасом. Одним богам было известно, что, по ее мнению, я говорил. Она была анатолийской крестьянкой, откуда ей было знать греческий. Я шагнул к ней, протянул руку, чтобы успокоить. Она отшатнулась, будто уклоняясь от удара. В ее глазах ясно читался страх – бесчестья и того, что еще хуже.
Это было невыносимо. Другого выхода я придумать не мог. Я повернулся к Ахиллу и схватил его за хитон. И поцеловал его.
Когда я отпустил его, она глядела на нас во все глаза. Глядела и глядела. Я указал на ее путы, затем на нож:
– Можно?
Она еще немного поколебалась. И затем медленно вытянула руки.
Ахилл пошел к Фениксу – сказать, чтобы для нас разбили еще один шатер. Я увел девушку из стана, усадил на поросшем травой взгорке, приготовил примочку для синяка у нее на лице. Она взяла ее робко, не поднимая на меня глаз. Я указал на рану у нее на ноге – длинный порез во всю голень.
– Можно я посмотрю? – жестами спросил я.
Она ничего не ответила, но, хоть и с неохотой, все же позволила мне осмотреть ее ногу, обработать и перевязать рану. Она следила за каждым движением моих рук и ни разу не посмотрела мне в глаза.
Затем я отвел ее в разбитый для нее шатер. Вид у нее был испуганный, казалось, ей страшно туда даже входить. Я откинул полог, показал, что там – еда, одеяла, кувшин с водой, кое-какая чистая одежда. Она нерешительно шагнула внутрь, и я ушел, оставив ее озираться по сторонам с широко раскрытыми глазами.
На следующий день Ахилл снова отправился в набег. Я бродил по стану, собирал выброшенные на берег ветки, мочил ноги в прохладном прибое. И все это время у меня из головы не шел новый шатер на самом краю нашей стоянки. Девушку мы больше не видели, полог был закрыт наглухо – как ворота Трои. Я то и дело порывался подойти, окликнуть ее через холстину.
Наконец в полдень я заметил ее у входа в шатер. Она наблюдала за мной, спрятавшись за откинутым пологом. Увидев, что я на нее смотрю, она быстро развернулась, отступила назад.
– Постой! – крикнул я.
Она застыла. На ней был мой старый хитон, свисавший ниже колен, и от этого она казалась совсем девочкой. Я даже не знал, сколько ей лет.
Я подошел к ней:
– Здравствуй.
Она уставилась на меня своими огромными глазами. Волосы она зачесала назад, обнажив изящные скулы. Она была очень красива.
– Выспалась?
Сам не знаю, почему я с ней говорил. Наверное, думал ее подбодрить. Хирон однажды сказал, что младенцы успокаиваются, когда с ними разговариваешь.
– Патрокл, – сказал я, указывая на себя.
Она вскинула на меня глаза и тотчас же отвела взгляд.
– Пат-рокл, – медленно повторил я.
Она ничего не ответила, даже не шевельнулась, так и стояла, вцепившись в полог. Мне стало стыдно. Я ее только пугаю.
– Я пойду, – сказал я.
Я склонил голову, развернулся.
Она что-то сказала, так тихо, что я не расслышал. Я остановился.
– Что?
– Брисеида, – повторила девушка.
Она указывала на себя.
– Брисеида? – переспросил я.
Она робко кивнула.
С этого все и началось.
