– Владыка оказывает мне честь такими словами. Но не думаю, что он отказался сражаться из-за меня.
– Отчего же тогда? Что же нам скажет рабыня?
Он вскидывает точеную бровь. Страшно следить за тем, как он говорит с нею. Он – словно змея, нельзя угадать, когда ужалит.
– Я досталась ему в бою, и Агамемнон отнял его честь, когда отнял меня. Вот и все.
– Разве ты не грела ему постель?
– Нет, владыка.
– Хватит! – резко говорит он. – Не лги мне больше. В стане нет женщины красивее тебя. Ты была его девкой.
Она еле заметно ежится.
– Владыка думает обо мне лучше, чем я того заслуживаю. Но такая удача мне никогда не выпадала.
– И почему? В чем твой изъян?
Поколебавшись, она отвечает:
– Владыка, знаешь ли ты о муже, что похоронен вместе с твоим отцом?
Все чувства разом пропадают с его лица.
– С чего бы мне о нем знать? Он – никто.
– Однако же твой отец очень любил его и почитал. Он был бы рад, будь они похоронены вместе. Я была ему не нужна.
Пирр впивается в нее взглядом.
– Владыка…
– Молчать! – Слово плетью просвистело в воздухе. – Я тебе покажу, как лгать лучшему из ахейцев!
Он встает:
– Иди сюда!
Ему всего двенадцать, но выглядит он старше. Тело у него как у взрослого мужа.
Она широко распахивает глаза:
– Владыка, прости, что прогневала тебя. Но… спроси кого угодно, Феникса или Автомедона. Они подтвердят, что я не лгу.
– Я велел тебе подойти.
Она встает с колен, неловко прячет руки в складках платья. Беги, шепчу я. Не подходи к нему. Но она подходит.
– Владыка, что я могу для тебя сделать?
Он приближается к ней, глаза у него сверкают.
– Все, что я захочу.
Откуда взялся нож, я так и не увидел. Но вот он, в ее руке, и она замахивается на Пирра. Но она никогда прежде не убивала. Она не знает, с какой силой нужно воткнуть в тело лезвие, с какой уверенностью. А он быстр, он уже успел от нее увернуться. Лезвие лишь рассекает кожу, прочерчивает на ней кривую линию, но не вонзается в плоть. Мощной оплеухой он валит ее с ног. Она швыряет нож ему в лицо и убегает.
Она выскакивает из шатра, проскальзывает мимо стражников, которые не успевают ее схватить, бежит к морю и бросается в воду. За ней выбегает Пирр – в располосованном хитоне, с окровавленным животом. Он останавливается возле растерянных стражей, невозмутимо забирает у одного из них копье.
– Бросай! – поторапливает его стражник.
Ведь она уже заплыла за буруны.
– Еще немного, – бормочет Пирр.
Ее руки взмывают промеж седых волн так же размеренно, как птичьи крылья в воздухе. В воде она всегда была сильнее нас с Ахиллом. Она клялась, что однажды доплыла до самого Тенедоса, а до него два часа на лодке. Она удаляется все дальше и дальше от берега, и во мне растет бешеное ликование. Только один воин мог сразить ее копьем с такого расстояния, но он мертв. Она свободна!
Только один воин – и его сын.
Копье летит с самого конца берега – беззвучное, точное. Наконечник ударяет ее в спину, будто камешек, упавший на плывущий по воде листок. Зев черной воды проглатывает ее целиком.
Потом Феникс посылает ныряльщика искать ее тело, но тот ничего не находит. Быть может, ее боги добрее наших и она обретет покой. Ради этого я бы снова отдал жизнь.
Пророчество оказывается правдой. Троя гибнет с приездом Пирра. Конечно, он захватывает ее не в одиночку. Есть еще конь, и хитрость Одиссея, да и целое войско в придачу. Но это Пирр убивает Приама. Это он находит жену Гектора, Андромаху, укрывшуюся с сыном в погребе. Он вырывает ребенка из ее рук и бьет его головой о стену с такой силой, что его череп разлетается на куски, будто гнилой фрукт. Даже Агамемнон побелел, услышав об этом.
Кости города переломаны, обглоданы дочиста. Ахейские цари набивают мошну золотыми колоннами и царевнами. Я и не думал, что можно так быстро сняться с места, но вот – все шатры скатаны и уложены, весь скот забит, припасы заготовлены. Берег чист, как объеденный скелет.
Я прихожу к ним во снах. Не уезжайте, умоляю я их. Сначала помогите мне упокоиться с миром. Но они ничего не отвечают, даже если слышат меня.
Накануне отплытия, вечером, Пирр желает принести последнюю жертву в честь отца. Цари собираются у гробницы, на самом почетном месте восседает Пирр, возле него – царственные пленницы: Андромаха, царица Гекуба и юная царевна Поликсена. Куда бы он ни пошел, он велит им идти за собой – вечное свидетельство его триумфа.
Калхант подводит к гробнице белую юницу. Но не успевает он достать нож, как Пирр его останавливает:
– Одна юница. И это все? Разве такая жертва не причитается любому воину? Мой отец был лучшим из ахейцев. Он был лучшим из вас, а его сын превзошел и его. Однако же вы скупитесь нам на почести?
Пирр хватает царевну Поликсену за подол ее бесформенного, развевающегося на ветру платья, швыряет ее на алтарь.
– Вот чего достойна душа моего отца!
Он не сделает этого. Не посмеет.
Словно бы в ответ Пирр улыбается.
– Ахилл доволен, – говорит он, перерезая ей глотку.
Я до сих пор помню этот вкус, соленый, железистый поток. Он пропитал траву над нашей могилой, я захлебнулся в нем. Говорят, мертвые жаждут крови, но не так. Не так.
Ахейцы отплывают завтра, и я в отчаянии.
Одиссей.
Его сон неглубок, веки подрагивают.
Одиссей. Услышь меня.
Он вздрагивает. Ему нет покоя даже во сне.
Когда ты пришел просить у него помощи, я откликнулся на твой призыв. Откликнись и ты на мой. Тебе известно, кем он был для меня. Ты сам видел, и ты привел нас сюда. Ты в ответе за наш покой.
– Прошу прощения, что потревожил в столь поздний час, царевич Пирр. – Он пускает в ход самую непринужденную свою улыбку.
– Я никогда не сплю, – отвечает Пирр.
– Надо же, как удобно. Неудивительно, что тебе удается сделать куда больше нашего.
Пирр глядит на него, сузив глаза, он не понимает, издевка это или нет.
– Вина? – Одиссей поднимает бурдюк.
– Пожалуй. – Пирр указывает подбородком на два кубка. – Оставь нас, – приказывает он Андромахе.
Пока та собирает одежду, Одиссей разливает вино.
– Что же. Ты, должно быть, доволен своими подвигами. Еще нет тринадцати, а уже герой. Немногие могут с тобой сравниться.
