Я перевела взгляд на Уэсли, который явно сгорал от стыда, вперив взгляд в стену. Он отреагировал инстинктивно, а теперь мучился оттого, что напал на другого человека. Я была потрясена тем, что он, видимо, попытался меня защитить. Маленький Уэсли против большого мужчины. Хотел защитить меня, несмотря на такой паршивый для него расклад – настоящий герой! Он ведь не знал, что тот громкий щелчок издала вставшая на место дверца шкафа. Он подумал, что Норм сделал мне больно, и был готов положить свою жизнь, защищая меня.
– Ничего серьезного, жить будешь, – сказала я Норму и пошла утешать Уэсли.
– Все хорошо, Уэсли! Все хорошо, не расстраивайся! Спасибо, что пытался меня защитить.
Норман сзади возмутился:
– А, то есть ты рада, что он на меня напал, да?
– Нет, нет! Конечно же, нет. Уэсли просто подумал, что ты пытаешься сделать мне больно, ты разве не видишь? Он теперь расстроился – я просто пытаюсь его успокоить.
– А, я понял. Я тут истекаю кровью, а тебя, видите ли, больше волнует эта сова. Может, стоит в первую очередь обо мне подумать, а не об этой чертовой птице?!
Чертовой птице?
Ситуация явно зашла слишком далеко и исправлению не подлежала. Я неожиданно ясно осознала, что у нас с Нормом нет будущего, как у пары, и что мне, более того, даже и не обидно. Я начала хихикать. Норма это, естественно, только больше разозлило, в итоге он просто вылетел из дома, хлопнув дверью и оставив свою гитару. Я взяла Уэсли на руки и стала баюкать, поражаясь его преданности и глубине чувств по отношению ко мне.
Через неделю мы с Нормом расстались.
Вскоре после этого я, приехав однажды на работу, обнаружила коллег в каком-то трауре. У некоторых были красные глаза, и все без исключения выглядели жутко вымотанными. Сидя в нашем залитом солнцем конференц-зале, я поинтересовалась у своего руководителя, что происходит.
– Да ужас, вот что, – ответил тот. – В одной лаборатории исследовали не подлежащих выпуску на волю грифов, что-то там связанное с окружающей средой. Это все проходило в рамках проекта по разведению их в неволе.
– Зачем?
– Они готовят масштабную программу по спасению кондоров. Калифорнийские кондоры вот-вот вымрут, так что они хотят переловить их всех, чтобы обеспечить им защиту и попытаться некоторое время разводить их в контролируемой среде. А потом, когда популяция подрастет, начать приучать молодняк к жизни в дикой природе. Риск большой – если они не смогут их нормально разводить, весь вид вымрет через пару лет максимум.
– То есть они придумывают, как спасти кондоров, экспериментируя пока на грифах? – уточнила я.
– Ну да, никто же не хочет потом провалить проект с самими кондорами. Грифы физиологически схожи с кондорами, так что эти ученые железно решили узнать все об их возможных потребностях. У них было девять грифов.
– Было?
– Было. Позавчера какие-то люди вломились к ним в лабораторию, выкрали грифов и отпустили и лабораторию вдобавок разнесли. Видимо, у них был какой-то пунктик по поводу содержания животных в неволе. Так что они взяли и отпустили их. Очевидно, они понятия не имели о том, через что птицам придется пройти там, снаружи.
– О, нет… Что с грифами?
– Ну, эти ученые попросили народ из других лабораторий помочь в поисках. Вот, ищем уже третий день. Нескольких нашли, но они были в таком страшном состоянии, что их пришлось усыпить. Их нельзя было выпускать. Совсем. У некоторых по одному крылу было! Да, такого у нас давненько не случалось.
– Просто не верится, – сказала я.
– Да, это бред, но некоторые вон считают, что даже собак у себя держать нельзя.
– Что? – я не верила своим ушам. – То есть они считают, что все, у кого есть собаки, должны просто взять и бросить их у дороги?
– В целом, да. Тут была выставка недавно – так прибежали какие-то гении, выпустили всех собак из клеток, открыли ворота и такие: «Бегите! Вы свободны!» Некоторые собаки выбежали прямо на проезжую часть и попали под машины. Нет, я руками и ногами за улучшение условий содержания животных, но это уже перебор – они же чокнутые. Осталось только начать залезать в чужие дома, чтобы освобождать «несчастных пленников».
От этих слов у меня душа ушла в пятки. Я не могла себе представить ничего более ужасного, чем потерять Уэсли. Мне как-то не приходило в голову, что рассказывать о нем окружающим может быть опасно.
Через пару ночей мне, естественно, приснился кошмар о том, как кто-то узнал об Уэсли, отпустил его и кричал: «Лети! Ты свободен!» Уэсли в панике полетел к высокому дереву, а затем стал улетать все дальше и дальше, завороженный новыми впечатлениями, чудом избегая опасностей. Я изо всех сил пыталась догнать его, звала его по имени, но он был слишком сбит с толку и напуган, чтобы прислушаться. Я беспомощно наблюдала за тем, как он вылетает прямо на трассу под машины. Я проснулась в холодном поту с бешено колотящимся сердцем. Уэсли был рядом, он мирно сидел на своем насесте. Я включила свет, взяла его на руки и баюкала, пока не успокоилась.
Тогда я решила, что стану рассказывать о нем только самым близким друзьям. Однако Уэсли, к сожалению, сам обнаруживал себя своим чертовым брачным зовом. Каждый раз, слыша этот звук, я думала: «О нет. Его же слышно с улицы». Но все те годы, что Уэсли был со мной, никто это никак не комментировал. Даже когда гости сидели за столом в гостиной и пили чай, а Уэсли начинал реветь через коридор, они просто повышали голос и продолжали беседовать. Это было удивительно. Я даже потом спрашивала некоторых из них, что это было, по их мнению. Они обычно задумывались и, если и вспоминали вообще этот звук, то отвечали, что сочли его звуком очень громкой сушилки, фена или кондиционера, который давно бы пора сдать в ремонт или выкинуть.
Мы часто не воспринимаем то, чего совершенно не ожидаем. Людям просто не приходило в голову, что в доме вместе с ними находилась настоящая, живая сова – это слишком необычно. Однако среди моих коллег «обычных» людей вообще довольно мало, и мой стиль жизни по уровню экзотичности даже и близко не лежал с жизнью многих других биологов. Если бы я не бывала у них дома и не видела все это своими глазами – ни за что бы не поверила. И с такими людьми я ежедневно работала бок о бок.
10
Один день из жизни биолога
ОДНАЖДЫ УТРОМ я проснулась пораньше, чтобы по пути на работу заскочить в лабораторию морской биологии и забрать пару осьминогов для Тома – постдока, изучавшего их поведение. Я люблю осьминогов и потому с нетерпением ждала встречи с ними.
Я, как и всегда, надела треники и футболку. Одеваться с иголочки, когда тебе предстоит работать с животными, – не самая лучшая идея. По утрам я просто умывалась, чистила зубы, а вечером принимала душ – вот и вся нехитрая гигиена.
Пока я собиралась, Уэсли обычно играл с водичкой, а потом устраивался на своем насесте и спал в мое отсутствие. Было непросто расставаться с ним каждое утро, но я пересиливала себя, обнимала его, целовала на прощание в изогнутый, гладкий и теплый клюв и выходила из дома.
