Однако на этот раз, стоило мне поднести к нему включенный фен, он снова засиял своей «Эврикой!». Он нагнулся вперед, распушил перья, прямо как тогда, на перекладине, и начал медленно двигаться из стороны в сторону и поворачиваться, подставляя каждый сантиметр своего тела под струю теплого воздуха.
С тех пор он каждый день просил купаться. Я наполняла ванну ему по бедра, он нырял, растопырив когти, и начинал барахтаться, словно маленькая птичка в своей купальне. Вот только он был не маленькой птичкой, а большой совой, и купальня была не для птиц, а для людей. В итоге вся ванная неизменно оказывалась забрызгана водой.
– Ну ладно, Уэс, – вздохнула я как-то раз, – убедил. Может, ты и не приспособлен к воде, но в душе ты – настоящая водная птица, совсем как те, в Болза-Чике.
12
Нерушимые узы
ОДНАЖДЫ ЖАРКИМ летним вечером я лежала на кровати у открытого окна и наслаждалась океаническим бризом и звуком прибоя. Уэсли, как всегда, резвился на своем насесте и о чем-то увлеченно щебетал. Вдруг снаружи раздался крик, очень мягкий и очень, очень близкий. Я села на кровати и оказалась лицом к лицу с одинокой самкой сипухи, которая зависла снаружи перед окном, наблюдая за Уэсли. Я не поверила своим глазам – дикая сова буквально в паре дюймов от моего лица! Я затаила дыхание, а она тем временем отлетела от окна и села на ограду передохнуть – совам тяжело парить на одном месте подолгу. При этом она не переставала издавать негромкие крики.
Не совсем понимая, что происходит, Уэсли громко крикнул в ответ. Ей его ответ явно понравился, и она вновь подлетела к окну. Я старалась не двигаться, чтобы не спугнуть ее. Но я, казалось, совсем ее не волновала – все ее внимание было приковано к Уэсли.
Она была очень красивой. Может, стоило ее впустить? А если впустить, а потом закрыть за ней окно? Запаникует ли она? Может, они с Уэсли начнут спариваться? А потом что? Я могла бы оставить ее и попытаться приручить, но мне претила сама мысль о том, чтобы обречь здоровую дикую сову на жизнь в заточении. Уэсли настолько не имел понятия об окружающем мире, что не продержался бы на воле и пятнадцати минут. Он боялся деревьев, качавшихся на ветру, – наверное, они казались ему какими-то огромными чудищами. Даже если бы я попыталась реабилитировать его по тем же программам, по которым совят кормят при помощи муляжей, Уэсли все равно бы не избавился от воспоминаний о людях, что сделало бы его крайне уязвимым. Он пытался бы приблизиться ко всем незнакомцам без разбору, считая их дружелюбными, и, вероятнее всего, оказался бы застрелен каким-нибудь недоумком. У него не было возможности узнать у родителей, каких вещей следовало избегать – машин, линий электропередач, филинов, огня и еще многих и многих других опасностей.
В реабилитационных центрах сов учат охотиться, давая им сначала дохлых мышей, затем дергая трупы за ниточки, чтобы совята приучались за ними гоняться, а затем уже давая им живых грызунов. Сов нужно тренировать, чтобы они наращивали мышечную массу, достаточную для многочасовой охоты. Даже если в такие центры попадают уже взрослые дикие птицы для непродолжительного восстановительного курса, одним из главных приоритетов работников центра остается поддержание и восстановление тонуса птицы и ее выносливости. В центре, в котором работала я, мы с коллегами бегали за птицами, размахивая над головой полотенцами и не давая им приземлиться, чтобы они тренировали мышцы крыльев. От таких тренировок мы сами изнемогали не меньше наших подопечных.
Все это мне пришлось бы проделать с Уэсли, прежде чем даже подумать о том, чтобы выпустить его на улицу, и все равно пришлось бы при этом переехать подальше от автомобильных дорог и прочих опасностей. Я прекрасно знала, что Уэсли никогда не сможет самостоятельно охотиться в достаточной мере, чтобы прокормить целое гнездо птенцов. Он нуждался во мне, а я не смогла бы постоянно следить за ним, если бы стала выпускать его из дому. Нет, я не могла отпустить его полетать с дикой совой, а если бы даже я оставила ее у себя и смогла бы приручить – что бы я делала с птенцами? Этот вариант тоже отпадал. Однако в тот миг меня будто игла кольнула в сердце – я хотела, чтобы они были вместе. Она была словно из другого мира, из какой-то сказки – пришелица извне, с другой стороны. Я решила не вмешиваться и с удовольствием наблюдала, как они общаются друг с другом. Снова и снова она возвращалась к окну. Наконец, она улетела, а я осталась лежать на кровати, впервые за долгое время чувствуя себя невероятно живой и настоящей, осознавая, сколь щедро меня наградила судьба, послав мне это волшебное существо. То был первый из многих визитов влюбленной маленькой самки, привлеченной зовом Уэсли.
Моя новая работа в «Аэроспейс» подходила мне идеально, в итоге мне даже не понадобились все те строгие костюмы, что я купила. Частью моей работы, к примеру, было ползать под полом серверной и прокладывать кабели. Мой сосед по офису вообще носил каждый день одно и то же – кроссовки «Нью Баланс» и спортивный костюм с логотипом Южно-Калифорнийского университета. Да и вообще в офисе царила слегка безумная атмосфера этакого мозгового центра, прямо как в Калтехе, что мне очень нравилось.
Еще мне нравилось жить у мамы. Однажды вечером к нам зашел ее парень и партнер по танцам, Уолли. Я как раз спустилась, собираясь разморозить мышей для Уэсли, и увидела на кухне маму и Уолли, собирающихся готовить ужин. Уолли понятия не имел о существовании Уэсли. Я отвела маму в сторону и прошептала:
– Что мне делать? Мне нужно покормить Уэсли!
– Вытащи мышей, оберни в бумажное полотенце и положи в микроволновку, он и не заметит, – посоветовала она.
Ладно. Я тихонько вытащила мышей из пакета и по-быстрому завернула в бумажное полотенце. Однако ровно в тот момент, когда я собиралась положить их в микроволновку, Уолли неожиданно подошел к плите, стоящей прямо под микроволновкой, с большой черной сковородой в руках.
– Ой, простите, – вздрогнула я и на секунду ослабила хватку.
Этого оказалось достаточно, чтобы из пакета прямо на сковородку со стуком высыпались четыре обледенелые мыши. Мы с мамой замерли. Уолли тоже стоял без движения со сковородкой в руке и абсолютно ошарашенным выражением лица. Через пару секунд мы с мамой обе пришли в движение, быстро схватили мышей, бормоча что-то вроде: «Слушай, Уолли, ты чем хочешь салат заправить? А выпить хочешь? Возьми себе стаканчик» – в надежде отвлечь его. Как ни странно, у нас получилось.
Совсем недавно мы признались ему и рассказали, как все на самом деле было в тот раз, на что он ответил:
– Да нет. Да ладно вам, не верю. Что, прямо на них смотрел? Вообще не помню!
Теперь я зарабатывала значительно больше, а потому могла себе позволить чаще «выходить в свет». Однажды вечером мы с друзьями собрались большой компанией в одном кафе, и в какой-то момент напротив меня сел парень по имени Гай Риттер. Он был ударником и солистом хардкорной хэви-метал группы под названием «Tourniquet». У нас с Гаем сразу все пошло, как надо, и он пригласил меня на свидание. Наконец-то я нашла парня, способного кричать громче, чем Уэсли.
