И тут еще эта пожилая тетка вздумала мозг ему пудрить!
— Насколько мне было известно из допросов, из предыдущих допросов, — тут же уточнила Анна Ивановна, — Сугробов и Ильин ни разу не гуляли в лесу. Ни разу до того злополучного дня, когда пропал мой сын. Они об этом заявили под протокол в присутствии своих адвокатов и родителей.
— Это я знаю, — нетерпеливо перебил ее Громов. — И что?
— Тот день, с их слов, был первым и последним.
— Так, да.
— И по их утверждениям, пошли они туда гулять вдвоем.
— И об этом мне известно, — тяжело вздохнул Громов и бросил сочувствующий взгляд в сторону Князева.
— Фраза: когда мы все вместе, подразумевает участие трех и более лиц, — проговорила Скоморохова и уставилась на Виталия. — Разве нет, товарищ старший лейтенант?
Он опешил, минуту молчал, размышляя. А потом согласно кивнул.
— Да. Думаю, да. Ведь если бы они были вдвоем, он бы так и сказал. Мы с тобой. — Виталий принялся терзать подбородок пальцами. — А он сказал, когда мы все вместе. Думаю, тут есть, над чем задуматься.
Громов глухо застонал и, не простившись, вышел из палаты. Дверь он закрыл достаточно громко. До неприличия громко.
— И пусть себе идет, товарищ старший лейтенант, — глаза Скомороховой довольно блеснули. — А нам с вами есть, о чем поговорить. Правильнее, у меня есть для вас очень, очень важная информация!
Глава 9
Настя сделала три последних подхода по десять. Отжалась тридцать первый — нечетный — раз из суеверных соображений. Поднялась со спортивного коврика. Выдохнула, сгибаясь пополам. Выпрямилась, глубоко вдохнула. Поймала свое отражение в огромном зеркале спортивного зала и в который раз за вечер подумала: а зачем ей это все? Саши больше нет в живых. Преследовать ее некому. Давать отпор тоже некому. После того, как он пропал с ее лестничной клетки, из ее двора и ее жизни, никто больше не сделал ни единой попытки причинить ей боль. Никто не посмел посягнуть на ее территорию. Не испортил ей настроения. Не довел до слез.
Надобность в спортивных истязаниях собственного тела отпала сама собой, но она продолжала сюда приходить.
Зачем?
Она ненавидела физические нагрузки, от которых потом болело все тело. С великим удовольствием предпочла бы им сидение за книгой или компьютером. С большей радостью занялась бы переводом какого-нибудь сложного текста. Лучше технического, а не художественного. Чтобы не отвлекаться на романтизм, сочившийся из каждой буквы.
Но по странной прихоти продолжала ходить в спортзал по заведенной полгода назад привычке.
Именно тогда она подралась с Сашкой, да? Да, тогда. Бросилась на него, не рассчитав силы, пытаясь выдернуть у него из рук его телефон. Он, мерзко хихикая, принялся демонстрировать ей фотографии их близости, которые сделал тайком. И принялся угрожать, что выложит их в Интернет, если она не будет сговорчивой.
Она даже не услышала его условий, бросилась на него с кулаками. И откуда только силы взялись, молотила по всему, что попадалось под руку? Разбила ему нос и губу. И трижды стукнула его головой о стену коридора.
— Убью, сволочь! — визжала она что есть мочи. — Убью!
Сашка почти не сопротивлялся. Он был жестко пьян. Но телефон из рук он так и не выпустил. Отобрать его у нее не вышло. Зато удалось вытолкать Сашку из квартиры. И трясло потом ее весь вечер и всю ночь. От ненависти, от собственной слабости, от невозможности изменить ситуацию.
Она ее и не изменила. Стало только хуже.
Через несколько дней ее бывший муж явился к ней со справкой о побоях, которые снял в больнице. И его угрозы окрепли и приняли более существенный характер. Он запросился обратно.
— С Веркой жизни никакой нет. Ворчит. Жрать не дает, — жаловался он тем вечером.
— А ты полагаешь, что я стану тебя кормить?
Настю снова колотило. Но броситься на Сашку, сидевшего перед ней за кухонным столом в синяках, смелости не хватило. Справку о побоях он демонстрировал ей трижды, пока ел ее еду.
— Дура ты, Настя, — подвел он черту под своими словами, спрятал справку в самый глубокий карман кожаной куртки, которую даже не снял за столом. — Если хотела от меня избавиться, то избавилась бы тихо.
— То есть? — Она не поняла и обернулась на него от раковины, где мыла посуду после ужина.
— Кто же бьет жертву в собственной квартире и орет на весь этаж, что убьет?
— Кто?
— Только дуры. Такие дуры, как ты, — произнес он, мерзко улыбаясь. — Теперь, случись что со мной, ты первая под подозрением. Справка о побоях есть. Свидетельские показания тоже.
— Какие показания?
Настя в тот момент почувствовала, как от внезапной бледности натянулась на лице кожа. И так и не смогла потом вспомнить, дышала она в тот момент или нет.
— Так твоя соседка слышала, как ты орала, что убьешь меня. Слышала и готова подтвердить это в суде.
— Где, где, где?!
Ее руки непроизвольно потянулись к старинной деревянной скалке, пристроенной еще бабушкой на латунных крючках под навесными шкафами.
— Э, ты чего?
Сашка, странно, перепугался. Сорвался с места и помчался в прихожую. Начал обувать легкие не по погоде ботинки. И без конца косился на деревянный предмет в ее руках, которым она поигрывала, не произнося ни слова.
— Ночевать не останешься? — спросила она сладким голосом.
— Нет, — буркнул он, рассматривая ее по-новому, с интересом. — Не сегодня.
— И не завтра, — шагнула к нему Настя со скалкой. — И никогда. И не смей мне угрожать, сволочь!
— А то что?
Он уже успел отпереть замок и открыл дверь и теперь говорил нарочно громко, для бдительного уха ее соседки, которым та наверняка уже прижалась к двери.
— А то я тоже напишу заявление. В полицию, — тоже достаточно громко оповестила Настя скорее соседку, не его.
Сугробов, насколько она знала, никаких чертей не боялся. Всегда ходил по краю, со слов его сестры Веры.
— Ну, давай, давай пиши, — произнес он достаточно миролюбиво.
Тут же быстро шагнул к ней. Ловко выдернул из ее рук скалку, забросил ей за спину. Больно схватил Настю за шею, притянул к себе и прошипел на ухо:
— Только смотри… Ходи по улицам и оглядывайся. Как бы я тебя не придушил, тварь.
Она и оглядывалась без конца, как ненормальная. Тени своей стала бояться. А потом пошла в спортивный зал. И там сблизилась с инструктором настолько, что рассказала ему всю свою печальную историю неудачного замужества. Он начал ее тренировать индивидуально. Выматывал все силы, наращивая мышечную мощь. Потом приступил к тому, что начал учить ее, опять же индивидуально, приемам самообороны.
