Усаживаясь в машину, Громов снова набрал Сугробову. Та же песня! Абонент не абонент. Он позвонил ей на работу. Это он проспал, другие-то должны были начать работать вовремя.
— А ее нет, — ответил начальник участка.
— Как нет?
— Никак. Не пришла.
— Заболела? Отпросилась?
— Отпросилась она в пятницу. Сегодня не объявлялась пока. Может, и заболела. Может, еще и позвонит.
— Вы мне тогда сообщите, прошу вас. Это очень важно. — Громов продиктовал свой номер начальнику участка, где трудилась Вера Сугробова.
— Хорошо, — пообещали ему.
Но так в течение дня и не перезвонили. Набрал он сам, когда до конца рабочего дня предприятия, куда не явилась утром Сугробова, оставалось десять минут.
— Нет. Ее не было. Мы поставили на ее место человека из резерва. Пока… — ответил ему со вздохом начальник участка. — Но так же продолжаться долго не может. Если не позвонит завтра и не явится, будем готовить документы на увольнение по статье. Что за дела! Хотя бы предупредила!
— Не торопитесь, — посоветовал Громов. — Мало ли что могло случиться. Может, ее машина сбила, и она в больнице лежит.
Начальник участка помолчал. А потом спросил с неожиданным интересом:
— Вы в самом деле так думаете? Вы в самом деле считаете, что так может случиться?
— Случиться может все, что угодно, — проворчал в ответ Громов. И добавил: — Все, что угодно…
Как, к примеру, с ее братом, которого нашли спустя три месяца в неглубокой яме с петлей на шее. И это после того, как он пообщался с другом детства. Три месяца…
И никто не искал его. Никто не написал заявления о его исчезновении. Ни сестра. Ни бывшая жена. Кому нужна Вера Сугробова? Исчезни она сейчас, никто не спохватится. С работы уволят за прогулы. Квартиру отожмут за неуплату. Все! Она одна.
И Громов как идиот после работы снова потащился через весь город на адрес Сугробовой.
— Не было ее, — сообщила соседка по лестничной клетке. — Почтовый ящик битком. Четыре дня нет уже, минимум.
— Откуда такая уверенность?
— Так квитанции начали четыре дня назад носить. Они все в ящике.
— А где она может быть?
Громову это категорически не нравилось. Либо с Сугробовой беда, либо она подалась в бега, чувствуя, как сжимается следственная петля вокруг нее. И он, получается, упустил подозреваемую.
— Я не знаю, — соседка нахмурилась. — Она не общалась со мной.
— Совсем?
— Совсем, — та начала прикрывать дверь.
— Может, слышали что-нибудь? Разговор какой-нибудь? Обрывки разговора, — поправился он. — Может, при вас по телефону с кем-нибудь говорила?
— Ну, говорила с кем-то. С кем, не знаю, — женщина подозрительно прищурилась. — А то вы телефон проверить не можете! Сейчас все можно!
Чтобы сделать официальный запрос по ее телефону, надо было признать Сугробову либо пропавшей без вести, либо сбежавшей. И тот, и другой вариант Громову не нравился. И тот, и другой грозил последствиями.
Он пошел вниз по лестнице, толкнул дверь подъезда и нос к носу столкнулся с коллегой из соседнего отдела, с которым у него почему-то никак не складывались отношения.
— Опа! — развел руки в стороны Громов. — Товарищ старший лейтенант! Какими судьбами? Неужели вы тут проживаете?
Они уже переходили на «ты», кажется. Когда сидели в больничном коридоре перед палатой Скомороховой. Но это было так давно. И столько после этого произошло. Правильнее, не произошло. Не произошло понимания, сотрудничества. Громов откровенно злился на старлея, потому и снова принялся ему выкать.
— Никак нет, товарищ капитан. — Князев настороженно улыбался.
— Так что привело вас сюда? Не следите за мной, нет?
Громов стоял в подъездных дверях, лишая Князева возможности пройти внутрь.
— Нет, не слежу.
Тот попытался его обойти, но Громов не позволил. Сдвинулся в сторону, преграждая дорогу.
— Если вдруг… — Громов ядовито заулыбался, поднимая указательный палец вверх. — Вдруг, подчеркиваю… Если вдруг вы, по какой-то странной прихоти, решили навестить мою фигурантку, то зря.
— Вы о Сугробовой Вере Анатольевне?
— О ней, о ней, — закивал Громов, все еще не давая Князеву возможности войти в подъезд.
— Ее нет дома?
Князев нахмурился. Опустил голову и минуту рассматривал носы их обуви.
— Нет.
Громов проследил за его взглядом и понял, что на мокасинах, которые он промочил вчера, остались некрасивые разводы.
— А где она?
— Не могу знать, — широко развел в стороны руки Громов. И неожиданно добавил: — И нет дома уже с пятницы.
Князеву вовсе не надо было об этом знать. Он вообще не ведет это дело. У него вообще никакого дела нет. Кроме заявлений полоумной старухи, утверждающей, что на нее напали в собственном дворе и отобрали сумку с важной уликой. А важная улика оказалась пустышкой, потому что девушка, которая ее ей вручила, мягко говоря, была подставной.
Так, ерунда, а не дело. И Князеву тут было делать нечего. А он почему-то тут. Почему?
— У меня к ней есть парочка вопросов, — нехотя признался Князев.
— Каких? По какому делу?
— У меня на руках показания соседей гражданки Скомороховой, которые утверждают, что Вера Сугробова приходила с визитом к пожилой женщине. Сразу после нападения на нее. Но уже после того, как Скоморохову увезли на «Скорой».
— И?
Громову это было неинтересно.
— И, возможно, она нашла то, что успела выбросить в клумбу Скоморохова в момент нападения на нее.
— И что же она выбросила?
— Ту самую флешкарту из фотоаппарата, из-за которой весь сыр-бор.
Князев выцеживал из себя по слову. И Громов понял, что ему очень не хотелось делиться с ним информацией. Но он вынужден был говорить. Иначе чем объяснить его внезапный интерес к Вере Сугробовой, которая у Громова из пострадавших перекочевала в разряд подозреваемых?
Правда, об этом пока никто не знал.
— И вы, товарищ старший лейтенант, решили, что именно Сугробова — фигурантка уголовного дела, которое находится у меня в производстве, — имеет к этому отношение?
— Считаю, — кивнул Князев и попятился. — Кое-кто видел, как она искала что-то в клумбе. Так ее нет дома?
— Нет. С пятницы. И на работу она сегодня не вышла. И не позвонила, не предупредила. Такого за ней не водилось, со слов начальника участка, — неожиданно выложил часть своих карт Громов.
— И искать ее никто не станет. Она — одинокая женщина.
