Посмела ее шантажировать Сашкиной справкой о побоях! Ха!
Володя сразу сказал, что это ерунда. Что из-за этого никто не пойдет на страшное преступление.
— Для убийства нужен мотив, Настя. Серьезный мотив. А у тебя его нет. И у меня его нет.
— Громов считает иначе, — возражала Настя.
— Да ничего он не считает, — хмыкал ее парень. — Давно бы уже арестовал нас, если бы было за что. Нет у него ничего ни на тебя, ни на меня. Круги нарезает, как акула. Но скорее движет им желание отчитаться перед начальством. Просто так надо. По работе. Есть фигуранты — он их разрабатывает. Отстанет, вот увидишь.
И Громов правда отстал. Они уже несколько дней не видели во дворе его машину. А до этого неделю настырно ездил за Володей по городу. Даже не стесняясь. Володя снова нашел этому объяснение.
— На нервы давит Громов, — равнодушно зевал он, укладываясь спать. — Думает, что сорвусь, наделаю ошибок.
— А ты?
— А мне не с чего срываться, Настюша. Я чист перед Законом и людьми.
Таким вот он и правда был — чистым, открытым, правильным. И ей было с ним очень легко. И даже не хотелось думать о том, что же будет дальше. Да и Володя запрещал об этом думать.
— Жить надо сегодня, Настя. Жить и просто радоваться тому, что все хорошо. Это так просто…
Ее ресницы предательски вздрогнули, когда он на них подул.
— Эй, ты не спишь, — притворно возмутился Володя и провел пальцем по ее щеке. — Какая же ты нежная, Настя. У тебя во сне лицо, как у ребенка. Обожаю!
Его руки подтянули ее поближе. Володя принялся целовать ее в шею, плечи.
— Давай сегодня проведем весь день в постели? — проговорила она через пятнадцать минут, когда они только-только успели отдышаться.
— И не будем вставать? Совсем? — Он собрал пальцем капельки пота на ее висках.
— Ага… Сегодня выходной. Спешить никуда не надо. На улице дождь намечается. Ветрено.
Настя соскочила с кровати, закуталась в халатик и, звонко шлепая босыми ногами, прошла к окну. Минуту стояла неподвижно. Потом повернулась к нему с бледным лицом.
— Что? — Володя приподнялся на локтях. — Что случилось?
— Он снова здесь.
— Кто?
— Громов! Он только что подъехал. Вылез из машины и идет к подъезду. Начинается…
— Так, ступай в душ. Я на кухню — варить кофе. Кашку будешь?
— Володя, какая кашка?! Громов снова идет сюда! По наши души!
Настя сцепила пальцы в замок, прижала их к груди. Глянула на него глазами великомученицы.
— Что-то, видимо, снова случилось, раз он… Может, появились какие-то новые факты и он…
— Тебе манную или овсянку? А может, кукурузную? — Володя натянул трусы, подошел к ней, взял за плечи и легонько тряхнул, заставляя смотреть на него. — Какую будешь кашку?
— Что?
Она машинально поискала взглядом изъяны на его лице, какую-нибудь тень озабоченности или страха в глазах, и не нашла. Он не боялся. Он ничего не боялся. И она тогда тоже не должна.
— Кукурузную умеешь варить? — с легкой улыбкой спросила Настя.
— Интернет подскажет. Ступай в душ, а то я снова затащу тебя в постель, и капитан Громов замучается в дверь звонить. Еще и спецназ вызовет. Он может. У него на этот счет все полномочия.
Она принимала душ, намеренно не торопясь. Тщательно вымыла волосы, высушила феном с прохладной струей воздуха. От горячего потока воздуха, вырывающегося из фена, ее шевелюра взмывала вверх и напоминала одуванчик. И она всегда сушила волосы холодным воздухом. Потом Настя долго стояла у зеркала, пытаясь понять, что такого необычного нашел в ней Володя, прилипнув к ней, как он сказал, навсегда. Надо будет обязательно спросить у него. Когда уйдет Громов.
Уходить, судя по всему, он не собирался. Звук его голоса, как бормашина, заглушал даже звук льющейся воды и работающего фена.
Настя натянула широкие джинсовые шорты и трикотажную кофту кораллового цвета с длинными рукавами и капюшоном. Ее она купила не так давно на распродаже в спортивном отделе. Володя нашел, что этот цвет ей очень идет. Она присмотрелась, согласилась с ним и купила.
— Ну, наконец-то! — Всплеснув руками, Громов опустил их с грохотом на стол, за который по-хозяйски уселся. — А я уж, было, подумал, что вы мой визит бойкотируете.
— Никак нет, товарищ капитан.
Настя подошла к Володе, застывшему возле раковины, прижалась к его боку. И вдруг произнесла с улыбкой, намекающей на сарказм:
— Но была бы крайне признательна, если бы вы вдруг решили бойкотировать наше общество, Илья Иванович.
— Ой, я бы с радостью! С величайшей! — легко принял он правила игры, вернув ей ее же ухмылку. — Да не выходит. И приходится в свой законный выходной тащиться на адрес к возможной соучастнице зверского убийства.
— Я бы попросил! — отчетливо скрипнул зубами Володя. — Если хотите и дальше сидеть за этим столом.
— Извините, извините, извините, — снова поднял руки вверх Громов. — С выводами, возможно, я тороплюсь.
— Торопитесь, еще как торопитесь, — в один голос произнесли Настя с Володей и даже головами в такт качнули.
— Принято… — с фальшивым сочувствием отозвался Громов и забарабанил пальцами по столу. — И прошу меня простить, что в выходной потревожил вас. Да и себя тоже. Жена скандалила, признаюсь.
— Мы должны вам посочувствовать?
Настя осмелела настолько, что обняла Володю за талию, прижалась щекой к его голой груди.
— Нет. Сочувствовать мне не надо. Мне надо помочь.
Громов вдруг посмотрел на них с неожиданной завистью. Ему сегодня утром в объятиях было отказано. Жена столкнула его с кровати и пригрозила, что переедет к матери, если он — скотина — не перестанет бросать ее в выходные дни.
— Слушаем, — снова в один голос откликнулись они.
— Как давно вы видели вашу бывшую родственницу — Сугробову Веру Анатольевну?
Он был почти уверен, что Настя ответит, что давно. Давно не видела. Не общалась. И желания никакого не испытывает увидеть ее вновь.
Но девушка неожиданно наморщила лоб и глянула на него с явным испугом.
— А что случилось?
— Не знаю, — подергал Громов плечами. — Пока не знаем. Ищем ее.
— То есть как ищете?!
Ее руки, обнимающие узкую талию инструктора по фитнесу, ослабли и упали вдоль тела. Настя ссутулилась и пошла к столу. Села напротив Громова, глянула чистыми тревожными глазами.
— То есть как ищете?! Что это значит?!
— Это значит, что, по нашим подозрениям, Вера Сугробова подалась в бега.
