Он ушел в мамину комнату. Варя слышала, как хрустнули под его крепким телом старые пружины маминой кровати. Сделалось тошно. Он тут теперь хозяин, а она — никто. Она — гость. Которого он сегодня ночью отправит в какую-то болотную глушь, где даже магазинов нет.
Варя, прикусив губу, наблюдала за тем, как мать хлопочет, собирая ей продукты в дорогу. Баночки, сверточки, пакетики. Набралось две большие сумки.
— Пойду отдохну, — проговорила она, застегнув сумки и поставив их у порога кухни.
И пошла к двери в свою комнату, где храпел участковый. И на пороге вдруг словно споткнулась, глянула на нее, покраснела:
— Ты на нас зла не держи, дочка. Привыкли мы друг к другу. Привыкли, что все время вдвоем.
И скрылась за дверью.
То есть она сейчас что сказала? Что им вдвоем хорошо, а она — третья лишняя? Она — ее дочь — ей мешает?
Варя подскочила к дивану, приподняла сиденье, нашарила среди старых кожаных голенищ и каблуков свою сумочку, выдернула ее оттуда. Ушла на веранду, подальше от матери и ее спутника. Сунулась в сумку, проверила. Деньги были на месте. Паспорт, телефон, все там. Подержала в руках свой мобильник. Вспомнила, что Пашкин телефон возле места его гибели так и не нашли. Видимо, сгорел в доме. Телефон сгорел. Паша погиб. И она больше не позвонит ему, а он не позвонит ей. И не пришлет ей смешных сообщений, называя Вареником.
Она не заметила, как нажала кнопку включения. То ли палец нервно дернулся, то ли она это сделала умышленно, чтобы перечитать еще раз его послания — смешные и трогательные, иногда злые. Это когда она подолгу не отвечала ему, и он нервничал.
Телефон включился. И сразу пропел о полученном сообщении. У нее сердце заколотилось в горле, когда она увидела, от кого оно.
Пашка! Он прислал ей его! Но когда?!
Варя открыла, глянула на время. За несколько минут до пожара. Он прислал ей целое письмо. Нежное и трогательное, в котором просил прощения за то, что они так попали.
«Вареник, мой любимый, — писал Пашка перед смертью. — Так виноват перед тобой! Слов просто нет. Хотел как лучше, а вышло, как всегда, лажа какая-то. Денег заработали, а потратить не можем. Почему пишу? Потому что, как только ты ушла, тут под окнами какой-то движ наметился. Боюсь, что что-то затевается. Если что-то пойдет не так, сообщение получишь. Если все будет норм, я его просто удалю. В общем, дело такое…»
И дальше изложенная не вполне грамотным языком страшная история, о которой Пашка ей даже никогда не намекал. С точными датами, местом, действующими лицами. И в конце приписка: «Если что, распорядись как надо, детка».
Текст послания искажался перед глазами. Он плавал в ее слезах, которыми она залила мобильник. Она его тут же выключила, но прекрасно понимала, что тот, кто ее караулит, получил подтверждение о полученном ею послании. Если Пашкин телефон у врага, он все понял. И ей надо что-то срочно предпринять. Чтобы…
Чтобы все сделать так, как надо. Как велел Пашка. Как он ей завещал. И поэтому она не станет отсиживаться в каком-то забытом цивилизацией месте, а воздаст всем по заслугам. Она. Одна!
Глава 22
Юра ходил по комнатам, не зная, чем себя занять. Комнаты были чужими. Мебель в них была чужой, хотя и новой. Город был чужим. Незнакомые широкие улицы раздражали малолюдностью и чистотой. По ним можно было смело прогуливаться, не боясь быть задетым чьим-нибудь острым локтем. На парковке возле дома было полно свободных мест. В магазинах не было очередей. Кассирши приветливо улыбались, а не сканировали товар с замороженными четкими инструкциями лицами. Не город — находка. Для семьи с маленькими детьми. Для отдыха.
Хорошо это было или плохо?
Он остановился возле окна и задумался. Сумеет ли его брат здесь тихо отсидеться, не привлекая внимания полиции? Сможет ли стать незаметным? Юра подумал еще немного и сам себе ответил: нет.
Его младший брат обладал уникальной способностью притягивать к себе неприятности. Он с раннего детства на ровном месте мог споткнуться и порвать штаны. Если лез на дерево, то непременно с него падал. Принимаясь играть в футбол, обязательно что-то себе калечил. Когда повзрослел и начал ходить на свидания и дискотеки, то ухитрялся встрять в совершенно чужие разборки, вообще не имеющие к нему никакого отношения. И Юре, как старшему брату, приходилось его отмазывать. Ему все время приходилось разруливать его проблемы. Все время.
Но на то была его личная воля. Он не мог иначе. Он дал себе слово, что не позволит никому обидеть его брата Сашку.
Юра обернулся от окна, возле которого застыл, предаваясь размышлениям. Глянул на спящего брата. Тот широко раскинулся на двуспальной кровати. Тихо дышал и чему-то улыбался во сне. Улыбается. Это уже хорошо. Когда Юра вызволял его с другом из полиции, Сашка трясся всем телом и все время повторял:
— Я не хочу на зону, брат… Я не хочу туда… Мне туда нельзя…
Юра опустошил почти половину своих счетов, пытаясь замять скверное дело, в которое ухитрился попасть его брат. Хорошо, пострадавший умный попался. Решил, что бесплатный шум вокруг этого дела гораздо хуже щедро оплаченной тишины. Принял от Юры плотный конверт с деньгами. С благодарностью покивал, прочитав страховой полис, выписанный задним числом, тоже вставший Юре в копеечку. И обещал, что уговорит девчонку подписать нужные бумаги.
— Она не дурочка, — произнес участковый, глядя на Юру поверх очков. — Она должна понимать, что ей выгодно, а что — нет. Ее не было на момент поджога в доме? Не было. А что творил какой-то там пришлый парень, она знать не могла. И не знает.
Юра потряс руку пожилому мужчине. Добавил к его конверту конверт чуть меньших объемов.
— Для девчонки, — пояснил он. — Пусть смирится с ситуацией. И не ропщет. Скажите, что ее искать никто не станет. Во всяком случае, с нашей стороны. За других ручаться не могу. Передайте ей в качестве компенсации за причиненные неудобства.
Его самого потом коробило от сказанных слов.
Гибель любимого — это причиненные неудобства? Круто! Конверт с деньгами — компенсация? Еще круче. И не факт еще, что участковый ей его передал. Юра неплохо научился разбираться в людях, и заметавшийся взгляд участкового ему не понравился. В нем было что-то, напоминающее алчность.
Плевать! Пусть распоряжаются деньгами как пожелают. Главное — он вытащил Сашку из полиции. Спас его от уголовного дела. Вот он — живой и здоровый — спит сном младенца. И совершенно не парится из-за того, как ему дальше жить. Это не его, это Юркины проблемы. Пусть он их и решает.
Юра выглянул из окна десятого этажа. Внизу усиливающийся с каждой минутой дождь щелкал по лужам и крышам машин. Листья, трава сделались серыми, мокрыми. Было неуютно. Юра поежился. Накрыл разметавшегося на кровати брата сбившейся простыней и пошел в кухню.
Он ненавидел дождь. Ненавидел серость, в которую превращала непогода все вокруг. Так серо и гадко было в день похорон их родителей, которые погибли по нелепой случайности на отдыхе. Ярко горели только голубые глаза его брата. Горели каким-то странным демоническим светом. И слез в них не было. И говорить он в те дни не мог.
