– Как у вас, у русских, все сложно, – вздохнул Морис.
– Можно подумать, что у вас, у литовцев, все проще пареной репы, – парировала Мирослава.
Морис стал вспоминать все связанное в русском языке с репой, но потом махнул мысленно рукой на это занятие и решил просто не спорить с Мирославой. Все равно это бесполезно. Правильно Шура говорит: «Ты ей слово, а она тебе десять».
– Сверни, пожалуйста, на Малиновскую, – попросила тем временем Волгина.
– А что там?
– Офис металлургической компании, в которой работает зять Решетникова, Вадим Игоревич Немоляев.
– Вы хотите проникнуть внутрь компании?
– Нет, я хочу позвонить Немоляеву и попросить встретиться с нами в обеденный перерыв. Он наверняка не носит обед с собой, а ходит в какое-нибудь кафе.
– Мы только что проехали кафешку «Тип-топ», на углу.
– Может, Немоляев обедает именно в ней, а может, ходит в местный фастфуд. Хотя это, конечно, было бы ужасно.
– Что было бы ужасным? – не понял Морис.
– Если бы наш свидетель портил себе желудок в этой тошниловке.
Морис не удержался и фыркнул. Иногда патриотизм Мирославы, как, впрочем, и Шуры, перехлестывал через край.
Мирослава достала сотовый и набрала номер.
Через пару секунд она проговорила:
– Здравствуйте, я детектив Мирослава Волгина и хотела бы поговорить с Немоляевым Вадимом Игоревичем.
Так как Мирослава не включила громкую связь, Морис не знал, что ответил Мирославе Немоляев. Но по тому, как она переспросила: «В час дня в «Тип-топе»?» – он понял, что они договорились о встрече.
Вероятно, собеседник спросил, как он узнает детектива, потому что Мирослава сказала, что она сама его узнает.
«Так, – подумал Морис, – как же она собирается его опознавать, если фотографии Немоляева у нее нет?» Спрашивать о чем-либо Мирославу он поостерегся, решил просто понаблюдать.
Они подъехали к «Тип-топу». Мирослава велела Морису припарковаться в самом последнем ряду.
«Понятно, – подумал он, – не хочет светить перед свидетелем «Мерседес».
Стрелки показали ровно час. Через пару минут к кафе стали тоненьким ручейком стекаться люди, вероятно, служащие близлежащих офисов и компаний.
Один из них, не дойдя до двери кафе, стал оглядываться и вертеть головой в разные стороны.
Мирослава поспешила к нему.
– Извините, вы не Вадим Игоревич Немоляев?
– Так точно, он, – ответил мужчина.
– А я Мирослава Волгина, это Морис Миндаугас.
– Очень приятно, – начал мужчина, – чем обязан…
– Давайте пройдем в кафе, – предложила Мирослава, – нам бы не хотелось лишать вас обеда.
– Разумно, – согласился мужчина и первый устремился к двери. Уверенно двигаясь по залу, он выбрал столик. Детективам осталось только присоединиться к нему.
Шурин Солодовникова заказал себе первое, второе, черный чай с лепестками магнолий и пирожное картошку. Мирослава и Морис ограничились винегретом, зеленым чаем и парой пирожков со свежей вишней.
– Здесь хорошо кормят, – проговорил зять Решетникова, с аппетитом уписывая борщ с уткой, а потом котлеты с гарниром.
Детективы выразили согласие с ним легкими кивками.
Дойдя до чая, Немоляев спросил:
– Так о чем же вы хотели со мной поговорить?
– Мы частные детективы, – сказала Мирослава, – и, в принципе, вы не обязаны с нами разговаривать, по крайней мере, никто не может вас заставить делать это.
– Мне нечего скрывать, – ответил Немоляев, обводя их цепким взглядом.
– Вы женаты на сестре жены Артема Солодовникова, которого сбил насмерть Константин Шиловский?
– Это так.
– Шиловский не понес за свое преступление никакого наказания.
– Ну как же не понес, – неожиданно громко рассмеялся Немоляев, – его же переехали пополам.
– Вы знаете об этом?
– Думаю, об этом оповещены все жители города. Вон как пресса надрывалась! – и добавил с горечью: – А когда этот гад задавил Артема, то было всего две сухие строчки в сводках новостей.
– Простите…
– Мне не за что прощать именно вас. Вы сказали, что вы частные детективы?
– Да, это так.
– А что, полиция уже не справляется? – ухмыльнулся он, не скрывая злорадства.
– Они работают, – тихо проговорила Мирослава, – наверное, и к вам заглядывали?
– А как же, трясли часа два мою бедную жену. Она еще после смерти Артема не отошла, а тут эти накинулись на нее, как стервятники!
– Это их работа, – попробовала вступиться за полицейских Мирослава.
– Как же, работа! Баклуши бить! И честных людей наизнанку выворачивать.
Мирослава вздохнула.
– Вы лучше скажите мне, где были эти работнички, когда Шиловский задавил Артема. Почему он остался на свободе?
– Я разделяю ваше негодование…
– Негодование?! Праведный гнев! Но бог-то не Микитка, он все видит! Отлились кошке мышкины слезы!
– Но ведь самосуд – это не выход из положения! – не выдержала Мирослава.
– А вы укажите мне выход! А я погляжу!
– Уж не признаетесь ли вы, Вадим Игоревич, что это вы убили Шиловского?
Он сразу утих и ответил печально:
– Не я. В чем и раскаиваюсь.
– Раскаиваетесь в том, что не совершили убийство?
– И в этом тоже…
– Я не понимаю вас.
– А вы бы посмотрели на слезы моей жены, о жене Артема я вообще не говорю! Отец их постарел разом на десять лет, а мать пролежала три месяца в больнице, сейчас еле-еле с палочкой ходит.
– А мать Артема?
– Что мать Артема?
– Как она пережила смерть сына?
– А кто вам сказал, что она пережила ее? Инна Гавриловна Солодовникова умерла шесть месяцев назад. Ее похоронили рядом с сыном.
– Простите…
– Так что я рад! Очень рад, что такая мразь, как Шиловский, больше не топчет землю. Но я не убивал его.
– Вы не могли бы сказать нам что-то, что навело бы нас на след убийцы?
– Не могу, – ответил он и добавил: – Но если бы и мог, то ничего не сказал бы. Моя жена вон за него свечку поставила!
– За кого за него? – не поняла Мирослава.
– За того, кто убил Солодовникова.
– Разве за убийц ставят свечки?
– А почему нет? – пожал плечами Немоляев. – Тем более что он праведное дело совершил.
