– Ладно, пусть будет по-вашему, он был мерзавцем. Но зачем вы ищете того, кто избавил от него людей?
– Потому, что самосуд карается по закону.
– А убийство?
– Непредумышленное, – тихо дополнила Мирослава.
– Непредумышленное, – согласилась Федоскина, – по закону у нас не карается?
– Карается, но в случае с Солодовниковым вышла осечка.
– Выходит, что если отец какого-нибудь мерзавца большая шишка, то руки закона сразу становятся короткими и не могут дотянуться до виновника?
Мирослава поняла, что если продолжать рассуждать в том же духе, то они никогда не выберутся с зыбкого места на твердое, поэтому она сказала:
– Мария Геннадьевна, я полностью с вами согласна. Но умоляю вас, давайте поговорим о другом.
– О чем же? – удивилась Федоскина.
– Об Артеме, его детстве, о его матери.
– Да что теперь говорить об Артеме, – вздохнула Федоскина, – я его знаю с тех пор, как его привезли из роддома. Он рос на моих глазах, и ничего плохого я о нем сказать не могу.
– А с его отцом Инна Гавриловна развелась?
– Да что вы! – замахала на нее Федоскина. – Григорий Матвеевич помер, когда Артему всего три годика было Так Инна и тянула в одиночку двоих детей.
– Почему двоих? – спросила Мирослава. – Разве у Солодовниковых были еще дети?
– Своих, кроме Артема, больше не было. Но вскоре после смерти Григория Матвеевича померла и родная сестра Инны Гавриловны. После нее осталась дочка Сашенька. Мужа у сестры не было. Но не отдавать же родную племянницу в детский дом.
Мирослава, поняв, что от нее ждут подтверждения, согласно кивнула.
– Ну вот Инна и привезла девочку сюда, взяла над ней опеку и стала растить вместе со своим сынком.
– Они дружно жили?
– Кто? – удивилась Мария Геннадьевна.
– Я имею в виду, дети между собой не ссорились?
– Ну что вы, жили тихо, мирно, как говорится, душа в душу.
– А куда же потом делась эта Саша?
Мария Геннадьевна нахмурилась.
– Уехала она. Вроде как поступила в другом городе в институт и больше носу сюда не казала! – Федоскина осуждающе покачала головой.
– Может, она за что-то обиделась на Инну Гавриловну?
– Да за что ей было на Инну обижаться? Холила ее, лелеяла! Бывало, слышу: вот Сашеньке туфельки купила, Саше пальто новое нужно. Или материал придет мне покажет – посмотри, мол, Геннадьевна, хочу Сашеньке платье шить.
– Действительно… – обронила Мирослава.
– И не поверите, – возмущенно продолжила Фелоскина, – Инна свое кольцо обручальное продала, чтобы девчонке к выпускному балу платье красивое купить и туфли!
– Купила?
– Купила, – горестно вздохнула Мария Геннадьевна, – потом еще хвасталась мне, что ее Сашенька на выпускном балу всех остальных девчонок затмила.
– Может, она и без платья была красивая? – не подумав, предположила Мирослава.
– Что это вы имеете в виду? – подозрительно спросила Федоскина.
– Я хотела сказать, что, возможно, дело не в платье и девушка была красивой сама по себе.
– То, что Сашка красавица, отрицать не стану, – успокоилась Федоскина, – но и платье ей шику добавило. Не зря говорят: «Наряди пенек, и будет паренек».
– А что потом стало с этим платьем?
– А что с ним станется, – вздохнула Мария Геннадьевна, – висит в шифоньере.
– У Солодовниковых?
– Не у меня же!
– То есть Саша, уезжая, платье это с собой не взяла?
– Не взяла.
– И никогда больше к тетке не приезжала?
– Не приезжала.
– Странно…
– Не то слово! – возмутилась Мария Геннадьевна. – Черная неблагодарность!
– Может быть, Саша писала тетке?
– Нет.
– Хотя бы открытки к праздникам присылала?
– Ничего она не присылала! Инна говорила, что первое время она ей звонила и коротенько сообщала – мол, у меня все хорошо. А потом и звонить перестала.
– Мария Геннадьевна, вы же были очень близки с Инной Гавриловной?
– Была, – не стала отрицать Федоскина.
– И неужели она вам ни разу не сказала или хотя бы не намекнула о причине такого поведения Александры?
– И не сказала, и не намекнула, потому как никакой причины и не было. А как я вам уже раньше сказала, одна черная неблагодарность. Тетка выкормила, выпоила, на ноги поставила и не нужна стала. Сами посудите, зачем Инна Сашке?
– Я что-то вас не понимаю.
– Денег у Инны не было. Квартира, ясно было, что Артему достанется. И зачем Сашке нищая тетка?
– Странно вы, Мария Геннадьевна, рассуждаете.
– Это не я так рассуждаю, а нынешние молодые.
– Далеко не все.
– Может, и не все. Но многие. Взять хотя бы нашего соседа Пантелеймона Гордеевича. Старику восемьдесят восемь лет, а сынок его балбес, сам на пенсию вышел, а каждую отцову пенсию приходит из старика деньги вышибать.
– А вы в милицию обращались?
– Мне что? – пожала плечами Федоскина. – Я сколько раз Пантелеймону Гордеевичу говорила, а он этого паразита защищает, говорит, мол, Толик больной с детства. И вы знаете, чем его Толик болен?
– Чем?
– Ленью! Всю жизнь, захребетник, на шее у родителей просидел. Матери-то уже пятнадцать лет как нет, так он из отца кровь сосет.
– Вы меня, конечно, извините, – не выдержала Мирослава, – но в этом конкретном случае ваш сосед сам виноват. Не надо было баловать сына. Дали бы ему родители вовремя хорошего пинка, и полетел бы Толик в самостоятельную жизнь.
Мария Геннадьевна уважительно посмотрела на Мирославу и призналась:
– Я ведь то же самое своим соседям говорила, еще в то время, когда их Толик с грехом пополам школу окончил.
– Мария Геннадьевна, вы мне вот что лучше скажите, а Григорий Томилин знал Александру?
– Гришка-то? – фыркнула Федоскина.
– Он самый.
– Да как же ему не знать ее?! Они же с Артемом дружили, и он постоянно бывал у Солодовниковых.
– Тогда почему же он мне ничего о ней не рассказал? – недоуменно проговорила Мирослава.
– А вот мне ответ на этот вопрос известен, – прищурила один глаз пожилая женщина.
– И почему же?
– Да потому, что Гришка был в Сашку влюблен до беспамятства!
– Вот как?
