– Ну да! Он же за ней хвостом ходил с класса восьмого.
– А она?
– Что она? – переспросила Федоскина.
– Саша не отвечала ему взаимностью?
– Чего не было, того не было.
– А вы не знаете, в кого была влюблена сама Саша?
– Откуда? Сашка вещь в себе. Откровенничать не любила.
– Может, вам Инна Гавриловна говорила…
– Нет, не говорила. И никого из парней возле Сашки больше не было. Если кто и пытался с ней знакомиться, то она сразу отшивала.
– А это вы откуда знаете?
– При мне один парень летом вечером подошел к Сашке и спрашивает: «Девушка, а вы не скажете, который час?» – так она так на него зыркнула, что парня как ветром сдуло.
– Может, парень плохой?
– Хороший парень, Женька Колупанов, он в соседнем дворе жил, отец его на одном заводе с моим мужем работал.
– А что потом с этим парнем случилось?
– А что с ним может случиться, – пожала плечами Федоскина, – выучился, на работу устроился, женился, теперь детей растит.
– И живет все в том же дворе?
– Нет, они вроде у тещи живут, у нее свой большой дом. И детишкам есть где бегать.
Разыскивать Женьку Колупанова Мирослава не собиралась. А вот поговорить еще раз по душам с Томилиным не помешает.
Мария Геннадьевна тем временем заключила:
– Так что Сашка любила только саму себя, и никто ей больше был не нужен.
– Однако не исключено, что к этому времени она уже вышла замуж и родила детей.
– Не исключено, – согласилась Федоскина и добавила: – Только я что-то сомневаюсь в этом.
– Почему?
Мария Геннадьевна вместо ответа пожала плечами. И Мирослава, поблагодарив женщину за чай и разговор, поспешила откланяться. Все ее мысли на протяжении поездки домой были заняты таинственной племянницей Инны Солодовниковой, некой Сашей.
Но едва она переступила порог коттеджа, как ей навстречу поспешил Миндаугас. В глазах Мориса плескалась тревога.
– Вы опять отключили сотовый? – сердито спросил он.
– Извини, я…
Он не стал слушать ее оправданий.
– Вам несколько раз звонил на стационарный телефон ваш дядя.
– Дядя? – переспросила она растерянно. – Какой дядя?
– По-моему у вас на данный момент один дядя, – фыркнул Морис, – Игорь Коломейцев!
– Но что ему могло от меня понадобиться? – недоуменно спросила Мирослава.
– Мне он об этом не сказал.
Они вошли в коттедж и услышали, что снова звонит телефон. Морис кинулся к аппарату, взял трубку и начал говорить привычное: «Детективное агентство «Мирослава», но прервал фразу и протянул трубку Мирославе.
– Это Игорь. Вас!
Мирослава взяла трубку и произнесла:
– Да.
– Слава! – Голос Игоря дрожал на высоких нотах и грозил сорваться. – Слава!
– Да, это я.
– Ты не могла бы приехать к нам? Немедленно!
– Что случилось?
– Твоя тетя! Она очень плоха!
– Игорь! Скажи толком, что произошло?
– Луи умер.
– Как это умер?
Луи был роскошным и молодым котом. Он появился в доме Виктории и Игоря немногим больше двух лет. Тогда у них умер старый котик, и Виктория не находила себе места. Ее муж, испугавшись за здоровье жены, принес из приюта маленького котенка, который и отвлекал Викторию от горя. Хотя она и продолжала печалиться о прежнем коте.
Мирослава прекрасно помнила стихи, которые тетя посвятила ему:
Цветет сирень. Сиринга плачет…
И тает утренний туман.
Зачем все так, а не иначе?
На дудочке играет пан…
И жизнь мираж? Суть отраженья
Иных неведомых миров?
Но как же больно тем не менее
Хранить в душе своей любовь
К тому, кого уже нет рядом,
Кто не вернется с тех миров!
Бальзам любви, увы, стал ядом,
По капле отравляет кровь…
Да, все пройдет. И мы покинем
Сей мир печальный навсегда…
Но пусть твое сияет имя
В душе, как в небесах звезда!
И свет целительный, быть может,
Хоть чуточку ослабит боль.
Пусть жизнь мираж… Но все же, все же
Ты мне надеяться позволь…
Что я тебя однажды встречу
Там, где печали нет и слез.
Сирень. Сиринга. Майский вечер…
Свирели тихий звук принес…
К малышу она привыкала долго, постоянно вспоминая прежнего котика. Тем более что Луи оказался непоседливым и любознательным. Он не лазил только выше потолка. Однажды, пытаясь достать ветку вербы, свалил с высокого шкафа вазу из советского хрусталя. Все тогда удивлялись, как это ваза не только не пришлепнула котенка, но и не разбилась.
Но постепенно тетя Вика привязывалась к новому питомцу, прощая ему любовь к цветам, которые он вытаскивал из ваз и разносил по всему дому, украшая ими кресла, диваны, кровать.
Еще он любил забираться на стенку и раскачивать музыку ветра, прислушиваясь к мелодичному перезвону трубочек. Для того чтобы удовлетворить страсть Луи к музыке, Виктория привязала к стулу колокольчик, и кот стал с удовольствием его раскачивать.
Тетина душа постепенно успокаивалась, она все крепче привязывалась к Луи, восхищаясь его длинными лапами и роскошным, почти что лисьим хвостом. Прощальным эхом прозвучало стихотворение, посвященное прежнему любимцу:
Ты шептала так часто – мой сладкий!
И твердила – всех лучше он!
А теперь я могу мягкой лапкой
Постучаться тихонько в твой сон.
Знаю я, что меня ты услышишь
И печально вздохнешь во сне.
Я теперь там, где звезды! И выше!
Но хранишь ты любовь ко мне.
И как прежде ты шепчешь, – мой сладкий.
И слезинка бежит по щеке.
Я касаюсь тебя мягкой лапкой,
Извини, что лишь только во сне…
Луи вырос, поумнел, перестал озорничать и большую часть дня лежал, вальяжно растянувшись на диване, кровати или, свернувшись клубком, устраивался в корзине в кабинете хозяйки, пока она трудилась над своими книгами.
Единственное, на что жаловалась Виктория, – Луи не был так ласков, как прежний котик. Но она смирилась с этой особенностью Луи и полюбила его всей душой. И вот новая напасть.
