– Это легко поправить.
– Наверное, а это правда, что начало коллекции музея положила личная коллекция художника Антанаса Жмуйдзинавичюса?
– Совершенно верно.
– Интересно.
– Что?
– Что заставило его начать собирать таких неоднозначных персонажей.
– У каждого свои пристрастия.
– Ты прав.
– Вы меня про чертей расспрашиваете, чтобы оттянуть разговор о другом?
Она весело рассмеялась:
– Ладно, слушай! Не зря же тебя ни свет ни заря из постели вытащили. Звонила, как ты уже знаешь, Людмила Гвоздикова, школьная подруга Александры Калитиной. Она работает в одной конторе с неким Павлом Омелиным, который когда-то ухаживал за Сашей, и они вроде бы даже некоторое время встречались. И вот теперь Люда вышла после отпуска на работу, встретилась с Омелиным и рассказала о том, что Сашу разыскивают в связи с делом о гибели ее брата.
– А разве не по делу об убийстве Шиловского?
– Об этом не было сказано.
– Ага. И что же?
– Людмила, – Мирослава улыбнулась, – без моей просьбы уговорила Омелина встретиться со мной, и завтра, в его обеденный перерыв, он будет ждать меня в кафе «Шаловливый ветер».
– Это в том, что недалеко от четвертого спуска набережной?
– В том самом.
– А как вы узнаете Омелина?
– Людмила будет с ним. У нее же тоже в это время обеденный перерыв, и ей нужно поесть.
– По-моему, дело тут не в обеде, – усмехнулся Морис.
– А в чем? – равнодушно спросила Мирослава.
– В женском любопытстве!
– А! Ну куда ж от него денешься, от женского-то любопытства, – лукаво подмигнула она ему.
– Никуда. Но у меня еще один вопрос.
– Какой?
– Почему она позвонила в пять утра?
– Потому, что у нее шило в попе.
– Что у нее?! – изумился Морис.
– В смысле нетерпение.
– Все равно не понял!
– Короче, у нее бессонница и она вертелась с боку на бок и ни о чем другом, кроме как об Омелине, думать не могла. Не выдержала и позвонила.
– А почему же она не позвонила вчера вечером?
– Потому, что была уверена, что дотерпит до утра!
Морис посмотрел на Мирославу такими глазами, что она не выдержала и расхохоталась.
– Так вот она какая, женская логика, – проговорил Морис упавшим голосом.
– Ты можешь представлять ее какой угодно, – разрешила Мирослава и сообщила: – Я пошла досыпать.
– Я тоже, хотя даже не знаю, усну ли…
– Уснешь, куда ты денешься.
– А вдруг у меня тоже появится это самое шило в одном месте?
– Не появится. Это не заразно, – уверила его Волгина и, подхватив тершегося у ее ног Дона, ушла к себе.
Но тем не менее оба детектива поднялись в это утро раньше обычного.
За завтраком Мирослава сказала:
– Мне нужна твоя помощь.
– Какая именно?
– Я хочу, чтобы ты поехал со мной и взял на себя Людмилу.
Он поднял на нее вопросительный взгляд, и она объяснила:
– Я хочу поговорить с Омелиным тет-а-тет, и мне вовсе не нужен третий лишний.
– Понятно, а если она не захочет?
– Ты просто обязан ее очаровать!
– Насколько мне известно, она замужем, – небрежно проговорил Миндаугас.
– Так я же не прошу тебя тащить ее в постель, так, невинный флирт.
– И на этом спасибо, – хмыкнул Морис и спросил: – На утро у вас нет заданий для меня?
– Увы, – развела она руками.
– Тогда я после завтрака иду собирать крыжовник.
– Он же колючий, – поддразнила его Мирослава.
– Да уж не колючее некоторых.
– Ты имеешь в виду Дона? – поинтересовалась она невинно.
– Нет, кого-то другого…
– Да? Даже не могу представить, кого именно. – А потом Мирослава весело рассмеялась и сказала: – Я пойду с тобой, буду за тобой присматривать.
– Присматривать или собирать ягоды? – уточнил он.
– И то и другое.
– Кстати, – сказал Морис, – я видел объявление, что на плодовой выставке в городе осенью будут продавать сорта неколючего крыжовника.
– А разве такие есть? – усомнилась Мирослава.
– Есть, раз дали объявление.
– Какой ты у меня логичный, – фыркнула Мирослава.
Он в ответ одарил ее внимательным взглядом, но не произнес ни слова.
До того времени, как им нужно было ехать на встречу с Омелиным, они вдвоем собрали целую корзину.
– Если завтра вы меня никуда не потянете, то я займусь крыжовником.
– А чего им заниматься?
– Как чего?! Сварю варенье и замариную.
– А может, так съедим? – предложила она.
– Для еды там через два-три дня опять поспеет.
– Ну хоть часть этого оставь! Ты же знаешь, как я люблю есть розовый мохнатенький крыжовник.
– Действительно, – согласился Морис, – к тому же вечером может приехать помощник по поеданию ягод.
Имел в виду он, конечно, Шуру Наполеонова.
– Третью часть оставлю, – решил Миндаугас окончательно.
– Спасибо тебе, благодетель наш! – Мирослава неожиданно быстро приблизилась к нему и чмокнула его в щеку.
Морис прижал руку к тому месту, которого коснулись ее губы, и глубоко вздохнул.
До него донесся с лестницы голос Мирославы:
– Давай собираться, через полчаса выезжаем.
Морис остановил автомобиль на стоянке «Шаловливого ветерка». Он обожал Старый город не столько за потрясающе красивую и бесконечно длинную набережную Волги, сколько за старинные здания, среди которых были и католический, и лютеранский соборы. Ему нравилась широкая пешеходная улица с ее фонтанами, морем цветов и неспешным течением туристов и местных жителей. Нравился ему также речной порт с причаливающими белыми прогулочными и туристическими теплоходами, и быстрые «Омики», и неспешно ползущие по реке черные баржи.
Он поймал себя на том, что влюбился в этот город, который до революции называли купеческим, а в годы советской власти промышленным. Современный же город, по словам Шуры и Мирославы, начал стремительно преображаться и хорошеть за несколько лет до чемпионата мира по футболу. Но уже и на глазах Мориса произошло множество преобразований.
