Он хотел спросить, что за спецмеры, но, вспомнив все статьи в интернете, где писалось о пытках в полиции, решил на всякий случай прикусить язык. Он молча сварил кофе. Налил себе и ей в красивые чашки с фривольными пастушками, грохнул на стол сливки, сахар и вчерашний бисквит.
Мирослава взяла чашку и подержала ее в руках, потом поставила на стол.
– Чего нос воротишь, – обиделся Сапрыкин, – кофе я хорошо варю.
Мирослава кофе не любила, но все-таки решила попробовать. Он и впрямь был хорош.
– Хоть что-то умеешь делать на отлично, – сказала она.
– А то! – Сапрыкин расправил плечи и выпятил грудь.
Когда кофе был допит, а чашки вымыты, Волгина сказала:
– А теперь давай с тобой поговорим о дружке твоем, Константине Шиловском.
– А чего о нем говорить, – фыркнул Сапрыкин, – Коська того, – он картинно сложил руки на груди и закатил глаза, – сыграл в ящик.
– А ты, я вижу, не очень-то о нем и печалишься.
– А чего мне о нем печалится, я ему не мать родная, не отец.
– Друг все же.
– Скажешь тоже друг, – усмехнулся он, – так, отрывались вместе в клубешниках.
– И все-таки живой был человек.
– Вот именно был! Да и сам Коська никого особенно не жалел.
– Вот как?
– А чего удивляешься? Все теперь так! Каждый за себя. Это раньше, вон дед все тарахтит – один за всех. Какой там один за всех, о своей шкуре надо думать.
– Так ты, Леня, и о своей не очень-то думаешь.
– Чего это я не думаю? – ощетинился Сапрыкин.
– Ну, как же, нигде не учишься, не работаешь, ведешь паразитический образ жизни на деньги отца.
– Вот только не надо мне этого ля-ля. Тоже выискалась тут моралистка!
– У тебя даже инстинкт самосохранения отсутствует.
– Какой еще такой инстинкт?!
– Ну и темная же ты личность, Леонид.
– Чего это темная? – обиделся он. – Инстинкт я понимаю. Мой инстинкт хорошо оторваться, выпить, закусить, потрахаться.
– Точно паразит, – констатировала она.
– Но-но! Я свободная личность! И никому не позволю себя оскорблять!
– А что ты будешь делать, когда не станет твоего отца?
– Как это не станет? – искренне удивился Сапрыкин. – Куда же он, по-твоему, денется?
– Твой отец не Кощей бессмертный…
– Это точно, – рассмеялся Сапрыкин, – но если даже папаша склеит ласты, деньги-то его останутся.
– Надолго ли тебе их хватит, – с сомнением проговорила Мирослава.
– Это уж мое дело, – пробурчал он.
– Ты прав. Поэтому вернемся к Константину.
– Да сдался он тебе! Чего к нему ворачиваться, помер Костик, и точка.
– До точки ой как еще далеко.
– Почему это?
– Следствию неизвестно, кто убил Константина Шиловского. А тебе?
– А что мне-то?
– Ты знаешь, кто его убил?
– Совсем сбрендила! Это все потому, что ты пиво по утрам не пьешь и водишься с каким-то Кантом.
– Он умер.
– Кто?
– Кант. В восемнадцатом веке.
– Ничего себе! А ты все поминаешь его. Забыть давно пора.
– Не у всех же такая короткая память.
– На чью это память ты намекаешь?
– Не намекаю, а говорю о твоей памяти.
– Все, что мне надо, я помню.
– Тогда вспомни тот вечер, когда вы тусили вчетвером, а потом Константин исчез из клуба.
– Во-первых, тусили мы всемером, с нами еще девчонки были, а во‐вторых, я за Костиком не следил. Он вообще неуемный был и каждый вечер подцеплял новую телку и с ней куда-то уматывал.
– Куда?
– Откуда я знаю? Я ж ему не охранник.
– А у Константина вообще была охрана?
– Не было. На фиг она ему?
– Его могли украсть и потребовать у отца выкуп.
– Пусть об этом голова болит у его папашки.
– Отболела уже.
– Что отболело?
– Голова у Шиловского-старшего.
– А, ну да.
– Ты не заметил, когда именно Константин ушел из клуба?
– Я же уже говорил, что не следил за ним!
– А с какой девушкой он общался в тот вечер?
– Сначала с нашими девчонками. Потом вроде с какой-то чернявой, потом с рыжей, потом с блондинкой. Вот! Точно! Вспомнил!
– Что вспомнил?
– С блондинкой он куда-то исчезал. Его еще пацаны спрашивали, как она.
– В смысле?
– В смысле, что, скорее всего, он ее в туалете трахнул.
– Так, – проговорила Мирослава невозмутимо, – а потом куда делась эта блондинка?
– Она потом с Филькой хороводилась. И он вроде тоже хотел с ней оторваться, но у него облом вышел.
– Откуда это известно?
– Филипп ругался сильно.
– Ага. И куда девушка делась потом? Вернулась к Константину?
– Нет, к Коське она не вернулась. Скорее всего, ушла домой.
– И Константин остался один?
– Нет, Коська не мог один оставаться.
– А с кем?
– Не помню, – признался он, – я тогда уже сильно пьяный был.
– Как же ты добрался домой?
– Шофер довез.
– Такси?
– Нет, – замотал он головой, удивляясь ее непонятливости, – мой шофер, личный. Мне батя его специально выделил, чтобы он меня домой доставлял.
– А у Константина был шофер?
– Нет, зачем ему, он так, как я, не напивается.
– А где сейчас ваш шофер?
– Дома, где же ему быть, – повел плечами Сапрыкин, – отоспится и вечером приедет.
– Где твой телефон?
– Откуда я знаю!
– А номер помнишь?
– Ну, помню.
– Говори!
Он продиктовал номер, телефон зазвенел, и они пошли на его звук. Телефон оказался в спальне.
– Так я и знал, – сказал Сапрыкин, – ты с самого начала хотела затащить меня в постель! Но ничего у тебя не выйдет! Я не такой!
– В смысле, голубой? – улыбнулась Мирослава.
– Типун тебе на язык! Просто после пьянки-гулянки я…
– Импотент, понятно. – Она сунула ему в руки телефон. – Звони!
