– Ох, – посочувствовал я. – Тебе, наверное, было… довольно погано.
– Да. Но это все в прошлом. Я поработала над собой и теперь снова в строю.
– А я, оказывается, многого о тебе не знал. Еще скажи, что ты республиканка.
– Так оно и есть.
– Ты шутишь?
– Нисколько.
– Нет, серьезно, ты и правда голосовала за республиканцев?
– У меня отец – конгрессмен от Республиканской партии.
– Тогда вопросов нет.
Включив фонарики, мы вошли в туннель. Теперь, когда мы были только вдвоем – все остальные упаковывали вещи, готовясь к спуску, – он казался совсем другим. Это было царство невообразимой, оглушающей тишины. И древности, исчисляемой сотнями, многими сотнями тысяч лет. Но не человека. В полутьме раздавалось неестественно размеренное дыхание Молли.
– Практикуешь йогу?
– Да, – ответила она.
– Супер. Помогает?
– Вызывает головокружение, если честно. Больше не буду.
Я всматривался в стены, пока мы медленно продвигались вглубь, надеясь, что в предыдущий раз попросту чего-то не заметил, однако не видел ничего, кроме однообразной бугристой породы.
Время от времени мы направляли лучи фонариков на так называемый потолок, а по сути, в открытое зауженное пространство, но и там не было ничего, кроме пляшущих теней.
Наконец мы уперлись в слепой конец коридора.
– Вот и все, – вздохнула Молли. Голос у нее немного дрожал. – Ты обыграл нас, гадкий, темный, тесный туннель.
– На фото все выглядело по-другому, – заметил я, поднимая фонарик.
– Тут есть выступ. – Молли напряженно вглядывалась в темноту. – Футах в десяти или, может, в двенадцати. Отойди немного назад.
Молли не ошиблась: под таким углом было видно, что наверху имеется какое-то углубление.
– А вот и те кирпичи, – проговорил я. – Раз, два, три.
– Что это, по-твоему?
– Не знаю. То есть да, они вроде как располагаются в определенном порядке, но… Ладно, сейчас проверим.
Я надел налобный фонарик, осмотрелся и заметил в одной из боковых стен две ниши. Поставив правую ногу в ту, что находилась пониже, я обеими руками схватился за край другой. И, упершись спиной в стену, начал осторожно, дюйм за дюймом, ползти наверх.
– Ого! – восхитилась Молли. – Да ты у нас прямо Человек-паук.
– Шла бы ты, Молл…
Пять минут пыхтения и нечеловеческих усилий – и я наконец преодолел те несчастные футы, что отделяли меня от цели. Сначала мне показалось, что я застрял: наполовину втащив тело наверх, я понял, что для второй его половины тут попросту нет места, однако все же как-то умудрился влезть в расщелину целиком.
– Здесь около шести футов в высоту, – сообщил я стоящей внизу Молли. – А в ширину – вообще фута четыре, не больше.
– А кирпичи видишь? Похоже, что их вытесали?
Света фонарика мне хватило, чтобы моментально сообразить: мы ошибались – изображение на видео ввело нас в заблуждение.
– Это вовсе не кирпичи, – сказал я. – Это углубления.
– От выпавших камней?
Я придвинулся ближе.
– Нет. Если только все камни не были совершенно одинаковыми по форме и размеру.
Я медленно запрокинул голову, направляя свет вверх. Потолка там не было.
– Здесь еще такие есть. Той же формы. Слева, справа, слева, справа – и так до бесконечности. Матерь Божья, Молл!..
– Что?
Я наклонился вперед и посмотрел на нее:
– Это же лестница.
Из архивов Нолана Мура. Гравюра из книги об экспедиции Джона Уэсли Пауэлла 1869 года (издана в 1875 году)
Часть 2
Высшее, чего человек может достигнуть, есть изумление.
Иоганн Вольфганг фон Гёте
И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем.
Быт. 6: 6
Глава 16
Кен старался, чтобы его голос звучал беспечно, однако получалось это у него неважно:
– И высоко ты залез?
– Футов на двадцать, – ответил я. – Где эти ступени заканчиваются, я так и не увидел.
– Твои соображения?
– Может, Кинкейд вовсе не хитрил, говоря о высоте, и просто описывал другой вход, тогда как этот – еще один, расположенный ниже. Так что вполне вероятно, что пещерой мы не ошиблись.
– И собираемся хорошенько ее исследовать, да?
– Кто-то, кажется, упоминал о жизненной важности бургера?
– Не будь дураком, Нолан. Завтра съем два.
– То есть все, что у нас пока есть, – это несколько ступенек? – осведомилась Джемма.
Фезер так и пробуравила ее взглядом:
– А тебе этого мало, дорогуша?
– У нас не хватит еды, – вмешалась Молли. – Мы не рассчитывали на еще одну ночевку.
– Урежем порции, – бодро рявкнул Кен. – Растянем то, что осталось, и на обед, и на ужин.
– А завтракать чем будем?
– Пищей нам послужат свежий воздух и солнечный свет, вкусим их и обновленными предстанем пред взором милостивого Господа нашего!
– Ясно, – сказал я. – У тебя есть заначка. Давай ее сюда.
– Нет, но у меня есть толстый пуховик, чтоб не загнуться от холода, – ответствовал он. – И перспектива сожрать завтра двойную порцию жареной картошки. И луковых колец. Что вполне равнозначно заначке.
– Вот это да! Преклоняюсь перед твоей дальновидностью.
– Только благодаря ей я и достиг таких высот.
– Так, может, пора что-то менять?
– Слушайте, – прервал нас Дилан, с которым Молли держала связь по рации. – Вы пока осмотритесь, а я отлучусь. Тут в нескольких милях вниз по течению есть местечко, где телефон худо-бедно все-таки ловит. Свяжусь с приятелем, попрошу, чтобы привез еды. Если не получится – сам привезу, а значит, вернусь ближе к вечеру.
– Отлично, – обрадовался Кен. – Только не вздумай никому проболтаться, понял? Это сокровище – наше.
Мы сняли короткое видео, в котором я рассказал о нашей находке, после чего устроили совещание.
– Значит, так, – начал Кен. – Нолан, ты пойдешь первым, чтобы Пьер смог запечатлеть на камеру, как ты устремляешься в неизведанное. К тому же ты слишком неповоротливый, чтобы поспевать за нашим бодрым шагом. Остальные идут, кому за кем нравится. Замыкающим опять буду я – не хочу, чтобы чья-то голова впивалась мне в задницу каждый раз, как я вздумаю передохнуть.
