А вот если допустить, что Смышляев пришел не на случайный грабеж, а шантажировать бывшую подельницу, то мозаика складывается четко.
На свободе несчастному приходилось действительно солоно. Не сильно старый, но изношенный организм уже не справляется с тяжелым физическим трудом, а куда полегче не берут из-за биографии. Авторитета, видимо, он в зоне не заслужил, вором в законе не стал, значит, поддержки от криминального мира тоже не видит. Есть мать, но пенсия у нее маленькая, а сама она еле дышит, в любую минуту помрет, и тогда Смышляев остается вообще без средств к существованию. В буквальном смысле без копейки, и остается только воровать или проситься в психоневрологический интернат, по сравнению с которым зона просто санаторий. Можно еще украсть нарочно грубо, чтобы попасться и сесть, но Смышляев, видимо, не хотел возвращаться туда, где провел большую часть жизни.
В такой тяжелый момент он вспоминает, как доставал таллий для Тиходольских. Мужа больше нет на свете, зато вдова преуспевает. Живет в шикарной квартире, ездит за рулем, пользуется всеобщим уважением. Захочет ли она, чтобы мир узнал, какой ценой куплено это благополучие?
Что просил Смышляев у Ульяны Алексеевны, неизвестно, но она рассудила совершенно правильно, что шантажу поддаваться нельзя.
Смышляеву будет хотеться все больше и больше, а главное, нет никакой гарантии, что он не выболтает тайну совершенно бесплатно, по пьяни.
Он же не простой работяга дядя Петя, а подучетный контингент, за такими следят очень пристально, в их окружении обязательно есть стукачи или оперативные сотрудники.
Ульяна заплатит ему за молчание, Смышляев на радостях нажрется, примется сорить деньгами в своей любимой разливухе, а когда собутыльники поинтересуются, откуда, друг, собственно, такое великолепие, возьмет и выложит все, как на духу. А дальше цепная реакция и дело техники.
Нет, необходимо любой ценой заставить его замолчать.
Зачем было действовать так прямолинейно? Хотя бы потому, что Смышляев вряд ли вручил ей визитку с адресом. Он бы взял деньги и ушел до следующего раза, и где его искать? Начала бы Тиходольская наводить справки о нем, искать, выслеживать, и потом…
Нет, никто не стал бы особо надрываться в поисках убийц рецидивиста, но жизнь состоит из случайностей, совпадений и непредвиденных обстоятельств.
То ли спалят, то ли нет, сиди, трясись в неведении, а если признаешься в убийстве из самообороны, то ты управляешь ситуацией, знаешь, что происходит, и на зону тебя, скорее всего, не упекут.
– А зачем она вообще связалась с уголовником? – спросил Стас. – Что, не могла в своей больнице яд достать?
Гарафеев хмыкнул и сказал, что, вопреки общественному мнению, отправить человека на тот свет с помощью лекарств не так-то просто. В таблетках концентрация вещества обычно небольшая, так что для смертельной дозы нужно минимум штук десять, а подмешать такое количество в еду так, чтобы человек ничего не заметил, проблематично. А главное, симптомы лекарственных отравлений хорошо известны докторам и не сойдут за естественную смерть.
Инъекционные препараты предоставляют больше возможностей, но ты попробуй уговори свою жертву поставить капельницу или сделать укол. И даже если она вдруг согласится, то останется след инъекции, который наведет добросовестного патологоанатома на разные мысли.
Нет, использовать лекарственные препараты рискованно и опасно.
А вот таллий почти идеальный яд. Он настолько хорош, что можно рискнуть и попросить бывшего уголовника добыть его для тебя.
– Ну что ж, – сказала Ирина, занимая место во главе стола, – благодаря этой новой информации у нас появляется возможность отправить дело на доследование. Я пока не знаю, какие привести аргументы, чтобы наша резолюция не выглядела бредом сумасшедшего, но, товарищи, раз вы размотали такой клубок, то и тут, надеюсь, мы с вами справимся. Мы должны счесть не доказанным, что убийство Смышляева совершено именно как самооборона, и обязать следствие исключить все другие мотивы и провести более тщательную проверку, что Тиходольская и Смышляев никогда не были знакомы и ничем не связаны. Я устрою так, Игорь Иванович, что вы встретитесь со следователем или с оперативником и расскажете ему все то же самое, что рассказали мне.
– И вы думаете, что это поможет? – кисло спросил Стас.
– Вряд ли Тиходольские были настолько беспечны, что просто подошли к проходной института и выцепили там мужика с самой маргинальной внешностью. Чтобы обратиться с подобной просьбой, нужно давнее знакомство, дающее уверенность, что человек не понесется сдавать тебя в милицию. Такое знакомство всегда можно установить, если не лениться, а с этим уже можно работать. Во всяком случае, самооборона сразу становится не единственной версией.
Стас пожал плечами:
– Она просто скажет, что не узнала друга детства, потому что зона меняет людей.
– Может, и так. А может, следователь попадется грамотный и расколет.
– Не расколет, – подал голос Гарафеев, – человек, который каждый день обманывает смерть, об любого следователя ноги вытрет.
– И все-таки тут появляются перспективы. Зоновские кореша Смышляева тоже могут что-то знать. Вдруг он с кем-то откровенничал, рассказывал, как и по чьему поручению спер с работы этот самый реактив. Кстати, если раствор ядовитый, то он, наверное, хранится не как спирт?
Стас усмехнулся:
– Нет, конечно! Строго подучетное хранение, в кладовке под ключом, журнал поступления и выдачи ведется. У нас так, во всяком случае.
– Вот видите! Стало быть, там должны были заметить пропажу токсичного вещества и как-то на это отреагировать.
Все трое переглянулись и поморщились, зная, как администрация обычно реагирует на подобные неприятности. Списывает по другим статьям, да и все. Кроме того, Смышляев и сам мог быть не дурак, и не просто украсть раствор, а представить так, будто разбил бутылку.
Вот, пожалуйста, осколки и лужа на полу. Можете подсчитать, сколько там миллилитров – вперед, флаг в руки.
Если так, тогда это малозначительное происшествие не отложилось у людей в памяти на двадцать лет.
Нет, доказать причастность Ульяны Алексеевны к отравлениям, пожалуй, не удастся, но изменить мотив убийства Смышляева с необходимой обороны до хотя бы неприязненных отношений попробовать можно.
– Ну что, товарищи, давайте искать аргументы, – сказала Ирина и заправила листы в пишущую машинку, – я вообще очень не люблю возвращать на доследование, но в этот раз сделаю исключение.
Стас вдруг встал и, попросив ее подождать, принялся расхаживать по комнате.
Проходя мимо стеллажа, потянулся за сигаретами, но, видимо, вспомнив, что в комнате беременная женщина, с досадой махнул рукой.
За окном висела стена дождя и слышалось, как он с силой бьет по теплому асфальту, по жестяным козырькам окон. Ирина потрогала банку с водой и, убедившись, что та совсем горячая, заварила еще чайку.
