Ульяна заставила себя выпрямиться и улыбнуться. Хоть в зале почти никого, но даже перед этими двумя людьми нельзя распускаться.
Главное, держать себя в руках, что бы ни случилось.
И вообще нечего бояться, потому что нужно поистине фантастическое стечение обстоятельств, чтобы правда вышла наружу. В реальности такое невозможно.
Ульяна не знала, можно ли ей встать, и попросила у секретаря стакан воды. Девушка подала, улыбнувшись вполне доброжелательно.
Нет повода для паники, просто, наверное, Гарафеев настаивает на оправдании, а судья не хочет. Гарафеев, он такой, въедливый и упертый. Коллеги говорят, что тихоня тихоней, но если уж он уверен в своем решении, то никакими силами не сдвинешь.
Вот они там и собачатся, и не знает Игорь Иванович, что оказывает ей медвежью услугу.
Признают виновной, и отлично, и снова правда, почти вышедшая наружу, будет похоронена, теперь, хочется верить, навсегда.
Прошло еще десять томительных минут.
За окном шумел дождь, будто тяжелой серой пеленой закрыл их от всего остального мира. Ульяна почувствовала, как мертвенное мерцание ламп дневного света забирает у нее остатки сил.
Интересно, если сейчас разбежаться, вскочить на окно и выпрыгнуть? Квелый прокурор и сонная секретарша не успеют ее остановить, и через секунду она будет лежать на тротуаре с расколотой башкой, и кровь ее смешается с ручейками от дождя… А ей станет все равно, что дальше. Для нее все кончится, все пройдет.
Отличный выход, только тут невысоко, и может статься, что пройдет не все и не сразу.
Ульяна зажмурилась и мысленно перенеслась в детство, на высокий берег Оки, когда ничего еще не началось.
Деревенское детство не тяготило ее, крепкую и сильную девчонку. Она с удовольствием помогала по хозяйству в полном соответствии с пословицей: «дочери десять лет – матери дела нет».
Расторопная, переимчивая, она научилась работать быстро и красиво, и хозяйство у них с мамой отлично спорилось. Ульяна не только ухаживала за скотиной и работала по дому и в огороде, но умела еще и прясть, и вышивать, и вязать.
Мама никогда ее не принуждала, не ругала, наоборот, говорила, что такая умная голова должна учиться, но Ульяне как-то все давалось легко, любое дело спорилось в руках.
Во всей немаленькой деревне она считалась образцовой девочкой, вот-кому-то-повезет-с-невестой, и первой ученицей школы.
Мама души в ней не чаяла, баловала как могла, но был еще папа…
Высохший от пьянства, почти потерявший человеческий облик папа, который бил мать, тащил деньги из дому, а если не мог найти, то занимал у соседей, которые потом требовали возврата у матери.
Он ничего не делал, не работал, только пил и валялся, но мама все равно любила его, и целовала, и слушалась.
Впрочем, так жили почти все деревенские женщины. Работящие, сильные, они с гордостью несли на своих шеях пьяных паразитов, которые вытягивали из них последние соки.
И били, и калечили, и убивали, но самое страшное, что считалось почетнее ходить битой, чем жить одной.
Когда отец умер, мать убивалась по нему так, словно он по-настоящему был глава семьи.
Ульяна сердилась на себя, что не чувствует горя, как полагается хорошей дочери, изо всех сил выжимала из глаз слезы, но в душе было только холодное недоумение: почему мама боится жить дальше? Не знает, куда девать деньги, которых папаша теперь не пропьет?
Было очень стыдно, но циничные эти мысли никак не шли из головы.
Вдвоем с мамой они зажили веселее и благополучнее, Ульяна и так хорошо училась, а теперь стала круглой отличницей и окончательно укрепилась в убеждении, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя ставить свою жизнь в зависимость от мужчины.
Надо самой вставать на ноги, получать образование, словом, быть капитаном своей судьбы, потому что муж – это только пустая трата ресурсов и унижение. Нет, встречаются настоящие мужчины, но они большая редкость, и тянутся к настоящим самостоятельным женщинам, а не к тряпкам, готовым все терпеть.
Повезет ли встретить такого – большой вопрос, но свобода и самостоятельность все равно важнее.
Примером для нее была тетя Ирма, их летняя квартирантка.
Красоты Юга не впечатляли эту женщину, очарованную мягкой прелестью средней полосы России. В отпуск она приезжала к ним в деревню и гуляла по окрестностям с мольбертом, очень плохо изображая бесконечные русские просторы, а когда ей это надоедало, то помогала маме по хозяйству ради моциона.
Муж после войны ушел от нее к другой женщине, но тетя Ирма не особенно от этого страдала и, что самое удивительное, не стеснялась рассказывать об этом позоре. Она поразила Ульяну своей внутренней раскованностью и свободой, и девочке страстно захотелось стать такой же.
Красиво и нарядно одеваться, плохо рисовать, прекрасно зная, что рисуешь плохо, и бегать на почту, чтобы по талончику на три минуты по прерывающейся телефонной связи с трудом выяснить, как там дела в родном коллективе.
Ирма работала искусствоведом, но во время войны была медсестрой в санитарном поезде, и благодаря ее рассказам Ульяна решила связать жизнь с медициной.
Она без труда поступила в медучилище, с такой же легкостью получила красный диплом и хотела поступать в Ивановский мединститут, но мама с тетей Ирмой уговорили ее ехать в Ленинград. Иваново ближе, но там никого нет, а тут тетя Ирма подстрахует, если что.
И Ленинград есть Ленинград, культурная столица, это почти как Париж. На всю жизнь хватит впечатлений!
Ульяна поехала. Все было, всего пришлось хлебнуть – и нищеты, и насмешек однокурсников, и собственной деревенской растерянности, и острого чувства социальной несправедливости. Ей было наплевать, кто где живет и во что одет, но когда после безупречного ответа преподаватель с кислым видом ставил ей «хорошо», и тут же расцветал улыбкой при виде дочки профессора, и спрашивал ее не по предмету, а как папа с мамой, и выводил «отлично», это возмущало Ульяну до глубины души.
Но в целом жизнь складывалась удачно. Не мечтая о муже, как о символе своей человеческой состоятельности, Ульяна спокойно занималась учебой. Она подружилась с примерной студенткой по кличке Форамен Овале, которая выглядела просто хрестоматийной старой девой, но на третьем курсе внезапно вышла замуж, родила и в институт не вернулась.
Больше Ульяна ни с кем не сближалась.
Обладая хорошим чувством такта, она не навязывалась тете Ирме, но все же регулярно навещала ее, а та принимала девушку тепло и радушно, как родственница.
Когда мама приезжала к дочери, то всегда останавливалась у тети Ирмы, пока из мест не столь отдаленных не вернулся ее сын.
Ульяна ожидала увидеть очередное пропитое ничтожество, но Валера Смышляев оказался симпатичным мужчиной с такими хорошими манерами, будто провел семь лет не на зоне, а в Оксфорде.
