– Замолчите, тетя Каролина, вы несете ерунду.
– Ерунду? Все так же просто, как нос на лице. Ерунда! Слепому видно, за кем ты гоняешься.
Я была доведена до предела и выпалила:
– Если хотите знать правду – Энтони просил выйти за него замуж.
Я увидела, как изменилось выражение ее лица и поняла, что это то, чего она боялась. Я вдруг представила себе ее жизнь. По своему характеру она отличалась от чистосердечной Матильды с ее интересом и сочувствием к остальным. Сочувствие было чуждо тете Каролине. Внешностью она уступала своей сестре. Она была старшей в семье, отец родился вторым. Ей пришлось посторониться, и зависть съедала ее душу. Зависть отражалась на ее лице: зависть к отцу, для которого семье пришлось пойти на кертвы; к Матильде, избравшей чужие недуги целью своей жизни, а теперь нашедшей свое счастье в замужестве. И вот теперь я, ей думалось, выхожу замуж. Бедняжка тетя Каролина; лишенная всего: образования, отданного отцу, мужа, который был у Матильды, и в дополнение телесная немощь. Я глубоко сочувствовала ей: зависть, смертельнейший из семи грехов, наложила глубокие складки вокруг рта, иссушила ее и зажгла презрительный блеск в ее взгляде. Бедная, бедная тетя Каролина.
Мне не следует терять терпения с ней, подумала я поспешно сказала:
– Тетя Каролина, я...
Но она уже ощупью искала таблетки. Я взяла одну положила ей в рот.
– Вам лучше отдохнуть немного. Я буду здесь, если что-то понадобится.
Она кивнула, ночью она умерла.
Никто не скорбел по ней. Ее смерть была из тех, когда говорят: «Слава Богу, избавились!»
Доктор сказал, что ее состояние только ухудшалось.
Тетя Матильда была в своей тарелке и непрерывно говорила о сердечных недомоганиях, которые так несерьезны, но доводят человека до конца. Она предложила мне остаться у нее до похорон. Миссис Гревилль пригласила меня к себе, но я уже согласилась на предложение тети и провела ночь в своей детской комнате, над книжно лавкой.
В доме стояла суматоха, свойственная приготовлениям; к похоронам. Тетя Матильда чувствовала себя как рыба в воде. Похороны как окончательная развязка болезни вызывали у нее живейший интерес. Все следовало сделать «как принято». Были заказаны и мгновенно пошиты черные платья, как главная носительница траура, тетя Матильда преисполнилась большой важности. Второй по траурной иерархии стояла я, и мы должны были идти рядом. Ей следовало опираться на мою руку, а мне поддерживать ее. По такому случаю следовало плакать, И ее очень удивляет, что некоторые не всегда льют слезы на похоронах. Не допускалось говорить плохое о покойнике (один из важных пунктов траурного этикета), но тетя Каролина была очень больна, и вряд ли кто будет оплакивать ее смерть. Если со слезами будет туго, а она знала, что не из плакс, то вполне сгодится хорошо очищенный лук, спонтанный в носовом платке. Я слушала ее болтовню и думала, как изменилась ее жизнь с приездом мистера Клиса, и что она оказалась гораздо более симпатичным человеком, чем была под влиянием тети Каролины участницей вечных перебранок.
Замужество стало для нее благословением Божьим.
А для меня? Я надеялась, что и для меня тоже. Прибыли черные одеяния. Тетю Матильду не устроила шляпка для Амелии, ее собственная с черной брошью и иссиня черными лентами из сатина была шедевром искусства. Были заказаны также венки, запаздывание которых могло вызвать серьезные затруднения. Тетя Матильда не допускала даже мысли, что ее сестру понесут к месту последнего упокоения без пения псалма «Небесные врата приоткрыты» в исполнении ее и Альберта. Гроб стоял на подставке в нашей маленькой гостиной, и запах, присущий похоронам, царил в доме. Во всех комнатах были задернуты шторы, и наша служанка Элен отпросилась домой к матери, потому что боялась оставаться с покойницей по ночам. Наконец наступил день похорон. Торжественные, в черных одеждах и высоких черных шляпах мужчины из похоронного бюро, медленно сопровождающие катафалк с лошадьми под чепраками из черного бархата, создавали траурную торжественность и подобающее состояние печали, устроившие всех и даже взыскательную тетю Матильду.
Затем вернулись в комнаты над лавкой, где состоялись поминки, непременным атрибутом которых, по мнению тети Матильды, была холодная ветчина. На одних похоронах подавали холодных цыплят, что, по ее убеждению, было неуместным отклонением – от церемониала.
Пришел вечер.
– Останься здесь еще на одну ночь, – сказала тетя Матильда.
Я осталась, и в ту ночь, в моей бывшей детской, решила выйти замуж за Энтони.
Едва я почти определилась в этом вопросе, случилось нечто, поколебавшее мое решение.
Элен возвратилась с похорон в глубокой задумчивости. Она выглядела рассеянной, и на второй день я поинтересовалась, все ли в порядке.
– Ох, мисс Елена, – сказала она. – Даже не знаю, говорить ли вам.
– Ну, если ты считаешь, что это тебе на пользу...
– Нет, не мне, мисс. Речь идет о вас.
– Что ты имеешь в виду?
– Вы и священник... я не верю этому и, может быть, не стоит говорить. Но, возможно, вам надо знать. Уверена, что это просто злые сплетни.
– Прошу, расскажи мне.
– Ну, моя мать услышала их как-то в их лавке, там было много народу, и все они говорили, что это отвратительно и следует все рассказать викарию.
– Но что, Элен?
– Мне совсем не хочется повторять, мисс. Они говорят, что когда вас не было здесь, вы попали в беду и родили ребенка.
Я уставилась на нее.
– Кто это сказал, Элен?
– Началось все с девиц Элкингтон. Они говорят, что видели вас там и все было заметно, и выходили вы из какой-то больницы.
Я вспомнила тот день: маленькую улочку, волнение предвкушении скорого рождения ребенка и две пар обезьяньих глазок, внимательно изучающих меня.
– Я знаю, это ерунда, мисс. Но я думала, вы должны знать.
– Да, да, – сказала я. – Должна знать. Ты правильно сделала, рассказав мне.
– Ну, это всего лишь сплетни. Я знаю, мисс. Те, кто знают, в это не поверят. Эти девицы Элкингтон страшные сплетницы. Моя мать говорит, что они этого завели лавку. Мисс, когда вы выйдете замуж, вам потребуется прислуга, а я знаю ваши привычки...
– Я не забуду, Элен.
Мне хотелось подняться к себе и подумать. Конечно, сказала я себе, мне нельзя выходить замуж за Энтони. Элкингтоны всегда будут сплетничать. Что за отвратительная история! Я отправилась за границу рожать. Нет, им так не пройдет. Супруга Цезаря, как и супруга священника, должна быть выше подозрений.
Я передала Энтони рассказ Элен.
Он отмахнулся.
– Моя дорогая, как-нибудь переживем.
– Но это правда. Они видели меня беременной, и это было заметно. У меня действительно был ребенок.
