Один из них правда попытался подбодрить: подошел, хлопнул по плечу и сказал:
– Приди в себя, Лев, ты же отстоял в воротах не один матч.
Да, все это действительно было так. Да что толку? За «основу»-то он ни разу не играл.
Лева пытался сосредоточиться, поймать нить игры.
Не получалось. Он выхватывал лишь сумбур из топчущихся ног, мельтешение красных, белых футболок и отдельные выкрики, смысла которых не улавливал.
Не успел Яшин уследить и за быстрым перемещением нападающих «Спартака» на подступах к его штрафной. Он лишь услышал плотный звук удара и заметил взлетевший над головами игроков мяч.
Машинально просчитав траекторию его полета, вратарь ринулся к углу штрафной, куда он должен был упасть. Не добежав трех метров до расчетного места падения, Лева прыгнул и… столкнулся в полете с Блинковым.
Оба упали на газон…
* * *
– …И снова «Спартак» в атаке. Опасный навес с фланга. Мяч по высокой дуге летит в сторону динамовских ворот, – с нараставшим напряжением в голосе комментировал в микрофон острый момент Синявский.
Сидевший рядом с ним Озеров настолько погрузился в происходящее на поле, что, позабыв о Синявском и его «фирменном» кофе, приподнялся и во все глаза досматривал момент.
– …Внимание, Яшин играет на выходе! Прыжок и… он сталкивается в воздухе со своим же полузащитником Блинковым… Ай-яй-яй-яй!.. – искренне горевал комментатор. И после короткого отступления взял еще более высокую ноту: – Внимание! Этим недоразумением поспешил воспользоваться нападающий Николай Паршин! Подхватив мяч, он сместился в сторону и без малейших помех послал его в пустые динамовские ворота!..
* * *
Спартаковец Паршин завладел мячом лишь на одну секунду. Но этого хватило, чтоб без обработки – только слегка подправив его под ударную ногу – прицельно пробить по воротам.
Гол.
Чаша стадиона мгновенно заполнилась ревом, свистом, аплодисментами…
Лев с трудом поднялся с газона. Ему казалось, будто весь этот шум, доносящийся буквально отовсюду, разразился по его душу. Будто каждый зритель в эту секунду посылает ругательства именно в его адрес и смеется именно над ним.
– Мяч в ворота команды «Динамо» забил Николай Паршин, номер одиннадцатый, – пронеслось над стадионом объявление диктора.
Отряхнув трусы и свитер, Яшин побрел к воротам. Мимо – к центру поля – пробежали ликующие спартаковцы.
* * *
К трагическому моменту у динамовских ворот генерал с адъютантом успели перебраться в ложу для почетных гостей. Вместе с ними последовал и тренер «Динамо» Станкевич.
Став свидетелем пропущенного гола, генерал негромко матерился, кляня на чем свет молодого горе-вратаря.
– Твою мать!.. Как же так можно играть на выходе?.. Откуда вы этого сосунка откопали?!
– Ну, а что делать, товарищ генерал, – оправдывался Станкевич. – Второй вратарь Саная на больничном и неизвестно когда вылечится…
– Тоже мне голкипер! Размазня! Кто его из дубля вытащил?!
– Да кто-кто… Якушин.
Кивавший в такт генеральской ругани адъютант подсказал:
– Якушин сейчас в Грузии тренирует.
– Вот и пусть едет в Грузию к Якушину. И пусть пропускает там в самых ответственных матчах! Чтобы больше в команде я его не видел! Ясно?!
– Так точно…
* * *
– Итак, на последних минутах «Динамо» упускает победу в принципиальнейшем матче, – сокрушался в микрофон Синявский. – Да-а… вот так неудачно прошел дебют молодого вратаря Льва Яшина. Ну что же, все победы у молодого поколения еще впереди. Только что прозвучал финальный свисток судьи, известивший об окончании игры. На этом мы завершаем репортаж о матче «Спартак» – «Динамо», который закончился вничью со счетом один – один. Вел репортаж Вадим Синявский.
Диктор выключил микрофон. Затем, разлив в два стакана остатки кофе, спрятал термос в портфель.
Подав один стакан Озерову, сказал:
– Что ж, Николай Николаевич, искренне надеюсь на то, что ваш дебют у микрофона пройдет гораздо успешнее.
Приняв стакан, Озеров проглотил вставший в горле ком. Он только что видел провальное начало карьеры молодого вратаря и очень не хотел повторить его опыт…
* * *
В этот вечер Леве не хотелось возвращаться домой. После матча партнеры по команде общались с ним довольно сухо; некоторые вообще перестали замечать, будто он стал пустым местом. Только Володька Шабров подошел, приобнял и сказал несколько ободряющих слов. Дескать, не расстраивайся – всяко в игре бывает…
Понурив голову, вратарь переоделся и потихоньку покинул раздевалку, даже не сполоснувшись в душе.
Он решил не пользоваться транспортом, а пройтись пешком. Не хотелось быть рядом с людьми – казалось, что все знают о его провале и посмеиваются вслед.
Однако побыть в одиночестве не получилось – на выходе из спорткомплекса его нагнал друг Вовка.
– Чего голову повесил? – бодрым голосом спросил он.
– Будто не знаешь, – буркнул в ответ голкипер.
– Знаю. Но не одобряю…
Вначале они добрели до Верхней Масловки, затем вышли по ней на Сущевский Вал. Шабров намеренно уводил разговор от футбола, чтобы товарищ отвлекся и забыл о неудаче. Лев неохотно поддерживал разговор, но чуть позже слегка оттаял.
– …И долго ты стоял у станка в Ульяновске? – интересовался Владимир юностью друга.
– Долго. В сорок четвертом, когда война стала откатываться на запад, «пятисотый» завод вернули в Москву. Наша семья снова поселилась на Миллионной, воссоединившись с многочисленными родственниками.
– И ты продолжил работать на заводе?
– Конечно – до победного салюта еще оставалось немало времени. Не бездельничать же, гоняя мяч во дворе. Завод обустроился на старом месте и заработал в прежнем режиме. Вот только сменный график стал посложнее.
– Это почему же? Война-то к концу подходила.
– Вставать приходилось минут на сорок раньше, ведь под Ульяновском жилые бараки находились всего в сотне метров от заводских корпусов, а тут от Сокольников до Тушино дорога занимала куда больше времени. Ну и с работы люди возвращались по этой же причине затемно.
– Так и встретил победу у станка?
– Так и встретил, – кивнул Яшин. – А в сорок пятом даже медаль получил.
– Да ну! Какую?
– «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов».
– Вот это здорово!..
Так за разговорами парни дошли до парка Сокольники, где присели на пустовавшей лавочке. Лева снова достал сигареты, закурил.
– Ну а что было потом? – не унимался Шабров.
