И снова Яшин поймал мяч.
– Еще бей! – со злостью бросил он его.
Следующий удар.
– Еще!..
Меж тем Левина семья готовилась ко сну: маленький Борька уже перестал возиться на короткой тахте в углу спальни. Мачеха застилала свежее белье на кровати, отец раздевался. А с улицы через открытое окно доносились звонкие удары по мячу.
– Ни днем, ни ночью покоя от него нет… – негромко ворчала Александра Петровна. – Пропади он пропадом, этот футбол…
Отец вступился:
– Неприятности у него. Пусть подышит воздухом – развеяться ему надо.
– Так я ж не против… Но сколько раз просила его: береги одежду – ее брату донашивать! Так разве он послушает? Кто я ему? Мачеха…
– Не гневи бога, мать! Он тебя ни разу ни единым словом не обидел…
При внешнем недовольстве и строгости по отношению к пасынку, Александра Петровна все же оставалась довольно доброй и заботливой мачехой. Обстирывала, чинила одежду, изредка – по мере возможности – покупала вместе с мужем для него обновки.
В глубине души и она понимала: непростой возраст, плюс сложное время. И далеко не все складывается так, как того хочет Лев.
* * *
На следующий день Яшин пришел в Центральный московский госпиталь МВД СССР. В одной руке у него была котомка со спортивной формой, в другой – букет цветов. На первом этаже травматологии дежурил врач – мужчина средних лет. Узнав, что Яшин является игроком футбольной команды «Динамо», он вручил ему халат и беспрепятственно пропустил в стационар.
Поднявшись на нужный этаж, он подошел к палате, взялся за дверную ручку, но входить постеснялся – из помещения доносились веселые голоса, звон бокалов и женский смех.
Потоптавшись у двери, он все-таки решился и робко постучал.
Через пару секунд дверь распахнулась. На пороге палаты стояла молодая раскрасневшаяся медсестра в белом халатике.
– Алексей Петрович Хомич здесь лежит? – смущенно спросил Лева.
– Хо-о-омич, – передразнила девушка. – Ну, здесь. А что?
– Я к нему.
Оглянувшись, она крикнула:
– Алексей Петрович, тут к вам!
Позади послышалось постукивание и шарканье по полу. Пока звуки приближались, девушка с интересом осмотрела молодого человека с ног до головы.
Наконец над хрупким плечиком медсестры навис слегка нетрезвый Хомич. Опираясь на костыль, он держал на весу больную ногу; штанина госпитальной пижамы была завернута до колена, а поврежденная лодыжка перевязана плотной бинтовой повязкой.
– О, привет! – воскликнул травмированный вратарь, узнав молодого коллегу.
– Здравствуйте, Алексей Петрович.
– Маша, иди – я сейчас, – затолкнул тот девушку в палату и прикрыл за ней дверь. Снова повернувшись к Яшину, с удивлением посмотрел на цветы. – А это кому?
– Вам.
– Я вроде еще не помер! Да и не дама. Ну, раз принес… – забрал он букет. – Давай, заходи! Давай-давай, не стесняйся!
Хомич попытался затащить Леву в палату, но тот уперся:
– Нет, не могу. Некогда мне – я на минутку только…
– Ну, смотри – а то б посидели, выпили… А ты чего тогда пришел-то?
– Проведать вас.
– Вот чудной. Что меня проведывать?.. Кости и связки целы. Так… сильный ушиб да растяжение связок. Бывало и похуже.
– А еще… я… извиниться пришел.
– За что? – удивился Алексей Петрович.
– За пропущенный гол.
Наставник посмотрел на молодого вратаря с еще большим удивлением.
– Ну, ты даешь, ей-богу! Это ж игра – в ней всякое бывает. Хотя… Может, оно и правильно. Если винишь себя в ошибке, значит, для тебя это – по-настоящему. Значит, все еще у тебя впереди, – сказал Хомич с теплой отеческой интонацией. Потом, вспомнив о чем-то, невесело улыбнулся: – Слыхал песенку: «Удар – и Хомич не берет»?
– Да что у меня впереди? – отмахнулся Лев, пропустив мимо ушей вопрос про обидное народное «творчество». – Меня в дубль перевели! Теперь опять все начинать сначала…
– Ты давай, нюни не распускай! Делов-то! Просто попал под горячую руку. Что поделаешь – иногда и такое происходит.
– Я вот еще что, Алексей Петрович, сказать хотел… – замялся Яшин. – Чернышев в хоккей зовет. Как считаете, стоит попробовать?
– Стоит попробовать девку до свадьбы. А в хоккей играть – надо уметь…
Глава четвертая
СССР, Москва
1953 год
– …Ты что, правда решил остаться в хоккее?
– Да, а что? Я с детства люблю эту игру. Вот прямо здесь сами заливали каток, – кивнул Яшин на открытое окно, выходящее во двор. – Делились по-честному на две команды и играли. Правда, не с шайбой, а с мячом. О шайбе тогда и не догадывались.
– А как же футбол? – глянул в глаза другу Шабров. – Разве футбол ты не любишь?
Вопрос был поставлен прямее некуда. И ответ нужен был таким же прямым и честным.
– И футбол люблю, – тяжело вздохнул Лева.
– Так в чем же дело?
– А сам не догадываешься?
– Ну, положим, догадываюсь. В дубль тебя опять отправили. Но разве это причина, чтобы навсегда рвать с делом всей жизни?! Я же знаю, насколько для тебя важен футбол!
«Володька, конечно же, прав – решение уйти в хоккей далось мне непросто. Очень непросто, – нахмурив брови, размышлял у окна Лева. – Но разве способен он представить, что я пережил после того злосчастного матча? Ему хорошо… Он играет на поле правым крайним в линии нападения и может по ходу матча ошибаться. Ну ударил, ну не попал. Через пять минут еще раз ударит и попадет. А каждая моя ошибка стоит команде пропущенного гола…»
– Слушай, пойдем пройдемся по городу, – вдруг предложил товарищ. – Погода сегодня отличная!
– Пойдем, – пожал плечами Яшин.
* * *
– Брось… На самом деле ничего страшного после моего ухода из дома не случилось – родители знали, где и у кого я остановился, – рассказывал Лева о своей юности. – Страшное могло произойти не в семье, а на заводе, где я тоже перестал появляться. Ты же помнишь, какая дисциплина оставалась в стране в послевоенное врем.
– Еще бы не помнить, – уверенно поддержал Володька. – Моего батю за пятиминутное опоздание чуть не посадили. Спасло то, что репутация была безупречной и товарищи заступились, взяв на поруки.
– Вот и я схлопотал бы срок, если бы не спас старший товарищ – коллега из взрослой футбольной команды.
– А что он сделал?..
Друзья неторопливо прогуливались по улицам вечернего города. Несмотря на позднюю осень, погода действительно стояла чудесная: безветренно, тепло, спокойно; под ногами мягко шуршала опавшая листва.
