Разговаривали по-английски.
– Почему он не согласился спуститься в бар? – отчаянно жестикулировал немец. – Номер маленький – в нем тесно и неудобно отмечать праздник!
– Понимаешь, он не хочет, чтобы в баре за него платили, – негромко объяснял ему Ференц. – А на свои деньги он даже галстук себе приличный купить не сможет.
– Такой известный человек и не сможет купить галстук?! Как же так?! Почему?
– Потому что русские спортсмены всю заработанную валюту обязаны отдавать государству.
– Но это же грабеж! – От возмущения Карл-Хайнц остановился на предпоследней ступеньке.
– У них это называется по-другому – «социализм». Как бывший гражданин социалистической Венгрии, я эти порядки знаю очень хорошо. Пошли-пошли…
* * *
В номере Яшина продолжалось застолье.
Озеров разлил по стаканам остатки водки, пододвинул поближе к товарищу банку с икрой.
– Ну, Лев… – поднял он свой стакан. – Ты этим матчем сделал для пропаганды советского спорта больше, чем весь наш Спорткомитет с доброй сотней его чиновников. И поверь мне, там… – показал он наверх, – там они это хорошо поняли. За тебя, Лев!
– Спасибо, Николай…
Едва они допили водку, как в дверь снова постучали.
– Да, – крикнул Лев Иванович.
Дверь распахнулась, и в номер ввалилась целая компания: Пушкаш, Хенто, Шошкич, Ди Стефано, Эйсебио, Шнеллингер и другие игроки сборной мира.
У некоторых в руках были бутылки виски, пакеты и коробочки с закуской, а у Шнеллингера – кипа стильных галстуков в прозрачной подарочной упаковке. Пушкаш держал шикарный торт с зажженной свечкой.
– С днем рождения, наш русский друг! – весело крикнул он.
Сзади хор мужских голосов запел «Happy Birthday».
Яшин был настолько тронут вниманием и поступком товарищей по сборной мира, что на глаза невольно навернулись слезы.
Задув свечу, он пригласил друзей к небольшому столу.
– Проходите, друзья, походите… Тесновато, конечно, но мы как-нибудь разместимся…
* * *
На следующий день игрокам сборной мира предстояло проститься друг с другом и разъехаться по своим странам.
Увы, но у многих из них был предельный возраст, а следовательно, проведенный в Лондоне матч становился последним на международной арене. Именно по этой причине на «Уэмбли» болельщики в последний раз увидели в деле испанца Хенто, аргентинца Ди Стефано, француза Копа.
Солнечным октябрьским днем небольшая советская делегация вернулась самолетом в Москву. В аэропорту ее встречала огромная толпа болельщиков.
Яшин, как всегда, прилетел с букетом цветов для супруги и, спускаясь по трапу, выискивал ее взглядом…
Цветы для любимой Валентины – это было свято. Откуда бы Лев Иванович ни приезжал, он всегда привозил ей букетик, пусть даже купленный на последние деньги. Поначалу товарищи по «Динамо» и сборной посмеивались над ним.
– Лев, купил бы лучше супруге что-нибудь более значимое: вещицу, духи или одежку… – говорили они.
Но он неизменно покупал цветы. А потом вдруг заметил, что и те, кто посмеивался, тоже стали дарить своим любимым женщинам букеты цветов.
Вале пришлось в этот день задержаться на работе, готовя с редакторами свежий радиорепортаж. Она примчалась в аэропорт на такси, когда самолет уже совершил посадку, и теперь, чтобы увидеть мужа и помахать ему, приходилось продираться сквозь толпу его поклонников.
– Я-шин! Я-шин! Я-шин! – беспрерывно скандировали они.
Она все же увидела его, но махать не стала. Когда наша команда или отдельные спортсмены возвращались домой с победой, высокие официальные лица были тут как тут. Каждый из них желал прикоснуться к победе и славе. Зато горечь поражения никто из них делить не хотел. Вот и на этот раз многочисленная группа чиновников облепила голкипера и довольно быстро увела в здание аэровокзала. Свою супругу он в толпе так и не отыскал…
Спустя несколько минут, когда закончилась суматоха первых минут пребывания на родной земле, Лев Иванович стоял с чемоданом в небольшом зале. Группа встречавших, коротко поздравив, исчезла; попутчики успели пройти к приехавшим за ними машинам, а он задержался в ожидании Валентины.
За стеклянной стеной ликовали болельщики, продолжая выкрикивать его фамилию. Но в зале было относительно тихо.
Неожиданно сзади подошел молодой мужчина.
– Извините… – робко сказал он.
Обернувшись, Яшин узнал одного из тех, кто летел с ним из Лондона.
– Извините, товарищ Яшин, – повторил тот. – Мы с вами одним рейсом в Москву прибыли.
– Да, я помню вас.
– Я сидел сзади через ряд и… не решался с вами заговорить. Весь полет порывался подойти, да так и… в общем, не хватило смелости.
– Да? Отчего же?
Мужчина мялся и сейчас, не решаясь сказать что-то очень важное.
– Я давно уже пытаюсь это сделать…
– Что сделать?
– Попросить у вас прощения.
– У меня? – удивился Лев Иванович. – Да за что?! Мы ведь даже не знакомы!
– Видите ли… Это я послал телеграмму из Чили. В ней говорилось о том, что вы виноваты в поражении. Это из-за меня поднялись шум и травля… Простите, Лев Иванович! Честное слово, я не хотел. Но на меня надавили и… я поддался. Простите…
Кажется, молодой мужчина хотел сказать что-то еще, но не успел – в зал ворвалась Валентина. Он тактично отступил назад, а она бросилась ко Льву на шею.
– Лев!.. Ты даже не представляешь, что тут творится!.. – торопливо выхватила она из сумки газету. Развернув, показала мужу: – Вот смотри… О тебе «Правда» написала, целый подвал: «Лучший вратарь всех времен и народов»! И другие газеты о том же пишут! А сколько народу тебя встречает! Ты видел?!
Валентина прекрасно знала, сколь тяжело и болезненно переживал травлю ее супруг, поэтому сейчас – когда опала сменилась признанием – была на седьмом небе от счастья.
Вопреки ее ожиданиям эта новость не слишком обрадовала Яшина. Вероятно, еще живы были воспоминания о другой встрече – после чилийского чемпионата.
Он протянул ей букет цветов, еще обнял и негромко сказал:
– Домой хочу, Валюша.
– Лев, а… как же народ-то? – растерялась она. – Там столько людей собралось.
– Наш народ, Валя, только по праздникам добрый. Пойдем, тут есть другой выход…
Он увлек за собой супругу. Возле двери вспомнил о попутчике, обернулся.
Корреспондент ТАСС по-прежнему стоял на том же месте, видимо ожидая прощения.
– Не переживайте, – крикнул ему Лев Иванович. – Время – лучший лекарь. И судья…
