— Посмотрим. На то и ночная разведка. Отходим к оврагу.
— Мыслишь, туда подойдут и другие отряды?
— Вряд ли, не ведают они о нашем укрытии. Да и не важно это сейчас. Соберемся вместе к рассвету завтрашнего дня.
Отряд Бессонова отошел к оврагу. Перекусили, завалились спать, наказав казакам назначить наблюдение по очереди.
Проснулись, когда еще не закончилась вечерняя заря. Солнце ушло за горизонт, но было еще хоть и сумрачно, но светло. Правда, ненадолго, темнело в поле быстро.
До наступления темноты с молитвой вновь пошли к холмам, куда вышли затемно.
Ночь выдалась светлая из-за звезд, таких здесь близких. Впрочем, смотреть особо было не на что. Ночные работы не велись, они прекратились, как только отряды вышли к местам наблюдения. Невольников гнали в селения. За ними плелись рабочие.
— Надо бы проведать, Михайло, где турки и крымчаки держат пять сотен невольников, — обратился к Перелыге Бессонов.
— Сам думал о том, но ничего, кроме как заслать хотя бы в Карандар человека, не придумал. А то вельми рискованно.
— Да-да, — протянул Гордей, — риск великий. Вон в селении сколь народу на улицах, и все больше ратников… — Он замолчал, задумался.
— Что, Гордей, мысль появилась? — спросил десятник.
— Я пойду в Карандар, — решительно проговорил Бессонов.
— С дуба рухнул?! — воскликнул Перелыга. — Да тебя татары тут же схватят!
— А я осторожно. Вон гляди, у берега костры, вокруг них люди. До реки саженей двадцать. И кусты меж ними. Там пройду до причала. Может, встретится одинокий татарин, прибью, переоденусь. Язык ихний я ведаю, зайду в селение, поищу место, где держат полонян. То должно быть ближнее место и на улице. Такую толпу ни в одно здание не вместишь.
— Я с тобой!
— Нет, Михайло, — улыбнулся Гордей, — ты с казаками смотри за мной. Но дальше холмов ни шагу на север. Если увидите, что меня схватили, отводи отряд к оврагу, посылай гонцов к другим отрядам, и вместе следуйте в Галурмак предупредить об опасности князя Савельева. Турки и крымчаки, прибив меня, а живым я им не дамся, начнут искать отряд или дружину, которая близко. Они ведают, что самое подходящее место для стоянки русских отрядов — это Галурмак, роща и Карачук. Туда обязательно пустят разъезды, если не отряды крупные. Князь на месте решит, что делать. Уразумел?
— Уразуметь-то уразумел, только это не по-людски, не по-нашему.
— Мы уже говорили об этом, — снова улыбнулся Бессонов. — Оставляю доспехи, саблю, беру нож, да еще сапоги сниму, в онучах пойду. Издали за мужика рабочего сойду.
— На то сапоги не треба сымать. У рабочих они есть.
— Еще лучше.
Гордей снял пояс с саблей, кольчугу, защиту рук и ног. Нож один вставил в голенище, другой за спину, за штаны. Расстегнул рубаху, взглянул на десятника:
— Ну как, Михайло, похож на мужика-рабочего?
— На переодевшегося и не рядового похож.
— Ладно, другой одежи все равно нету. Я пошел.
— С Богом, Гордей! — проговорил Перелыга и трижды перекрестил спускавшегося по северному спуску помощника воеводы особой дружины.
К десятнику подполз казак Дмитро Вислый:
— Куда это он направился, Михайло?
— В Карандар.
— Да что ты?! — удивился казак.
— Там же собак турок и крымчаков полно.
— Но разведку проводить надо? Потому, Дмитро, старший наш и пошел.
— Отчаянный мужик!
— Да, смелый, а я… да ладно. Смотрим за ним, насколько возможно.
— Надо остальных предупредить, чтобы были готовы идти на помощь ратнику, если его схватят басурмане.
— Нет, Дмитро, старший наказал в том случае разослать гонцов к другим отрядам от оврага и уходить в Галурмак.
— Оставим его басурманам на растерзание?
— Это его наказ, а раз он старший, то мы обязаны сполнять его. И не говори боле ничего. Покуда смотрим.
— Смотрим, — вздохнул Вислый.
Гордей Бессонов спокойно прошел до берега Дона и двинулся по кромке. Дошел до места, где поодаль от воды горели костры. Почуял запах вареного мяса — турки или крымчаки готовили еду.
Гордей осмотрелся, прислушался. Услыхал обрывки речи. Говорили крымчаки. Все боле жаловались на бесполезность этого похода. Но главное, они не выставили пост охранения у реки. И Бессонов, миновав участок костров, подошел к началу причала и залег за кустом. У Карандара стояли уже восемь галер, две баржи, три парусных судна. Охрана малая, всего два турка. Те отличались только кривыми саблями и тюрбанами на головах. Были отличия и в одежде, крымчаки одевались немного по-другому. Заметно, что османы нервничают в этом месте. Видно, впервые так далеко ушли от своей Блистательной Порты. Но глядели они на суда, на восток, на береговую полосу не обращали внимания. Гордей решил проплыть вдоль судов. Он быстро разделся, уложил одежду и сапоги в узелок, закрепил его на голове, вошел в воду и тихо поплыл. Тут было глубоко, но течение не сильное. Переплыл причал, вылез на берег к саманному дому без крыши и окон. Что уж тут было раньше, неведомо. В хате этой Гордей и укрылся. Оделся, обулся, посмотрел в малые проемы окон, дверей, выходящих к реке через передний двор и к саду по заднему двору, но басурман не заметил. Запомнил количество судов. Вышел в сад. Дошел до старой, во многих местах разрушенной городьбы, увидел улицу и собрался уже перебежать ее, как рядом возник татарин. Это был рядовой крымчак. С ним молодая женщина, со связанными руками и заткнутым в рот кляпом. Крымчак подгонял ее:
— Иди быстрей, тут недалеко!
Женщина что-то промычала, начала было сопротивляться, за что получила удары плеткой. Кричать из-за кляпа она не могла, лишь плакала да пряталась, когда крымчак поднимал плетку.
Бессонов понял, что татарин выискал среди невольников молодую женщину и вел ее в ту хату, из которой он сам недавно вышел. Для чего вел, понятно без слов. Он сопел от нетерпения. От него исходил запах пота и какой-то гнили.
— Иди, сучка русская! Иди, нам хорошо будет.
В какой-то момент крымчак оказался рядом с Гордеем, и тот вышел навстречу, что вызвало оторопь и у татарина, и у женщины. Крымчак раскрыл рот, но его тут же раскрошил удар кулака Бессонова. Гордей бил во всю силу, кроме того, что свернул обе челюсти, он еще сломал татарину и нос. Тот без звука рухнул на тропу и задергался в судорогах.
Полонянка, закрыв глаза, села на корточки, подвывая.
Гордей быстро раздел дергающееся тело крымчака. Рубаха в крови, но у него своя по покрою и цвету такая же, главное, штаны с поясом не испачканы и на ичигах нет крови. Он снял с трупа и оружие, кривую саблю, такой же кривой тесак, широкий пояс, что разворачивают для проведения намаза — мусульманской молитвы вне мечети. И только после этого подошел к женщине:
