— Наверное, уже в селении. Их невольники и рабочие в Самаке.
— А невольники с двух участков?
Сотник взглянул на гонца, и тот ответил:
— Разбежались, господин, так сказал Гамир.
— Ловить! — крикнул мурза.
— Поздно и опасно, господин, — вздохнул Вахир.
— От кого я это слышу?
— От твоего верного воина. Посуди сам, если три сотни невольников разбежались по всему полю, на их отлов придется высылать все имеющиеся у нас силы, а это три сотни, в том числе и Гамира, и Догана, что весь день под солнцем несли службу. Но дело даже не в усталости. Отловить смогут единицы, а неизвестный враг получит возможность напасть и на селение.
— Ты думаешь, что говоришь? Откуда здесь враг? И кто он?
— Это могут быть только русские.
— Но как они оказались здесь?
— Смею предположить, их сюда прислал русский князь, воевода, что обороняет Астрахань.
— У него своих забот хватает. По степи от Азова к Астрахани двинулась большая рать Девлет-Гирея. Воеводе о крепости сейчас следует думать, как защитить ее.
— Больше русским неоткуда взяться.
Мурза прошелся по комнате и вдруг резко повернулся к сотнику:
— А если это казаки?
— У тех станицы рядом. В станицах семьи, — покачал головой Вахир. — Да и атаманы имеют договор с русским царем защищать южные земли, но на них никто не нападал, они не станут ставить под угрозу свои станицы и хутора.
— Значит, все-таки люди князя Серебряного?
— Думаю, да.
— Но тогда это не может быть большой отряд. Как они напали на переволоку?
— Сотник Гамир говорил, что большинство воинов было убито стрелами, — подал голос гонец.
— Лучники. Десяток на средний участок, десяток на крайний, хорошим лучникам уничтожить и полусотню по десяткам не сложно. Значит, против нас выступили где-то десятка два или три.
— Послать своих людей на их поиски?
— А смысл, Адир? Сделав свое черное дело, они наверняка ушли в степь, где затаились. Надо не искать их, а с утра усилить охрану невольников.
— То сделаем, господин.
Слуга доложил, что нукеры привезли пятерых пытавшихся сдаться в плен ратников десятка Наби Худри.
— Пусть ждут во дворе, сейчас выйду.
Слуга скрылся. Вышел и сотник Вахир, и гонец.
А мурза стал облачаться в боевые доспехи. Одевшись, он вышел во двор. Нукеры стояли полукругом, а перед ними на коленях — безоружные крымчаки. Головы опустили, рубахи разорваны.
— Значит, хотели в плен сдаться? Но вы хуже ослиного дерьма, если чужаки побрезговали вас взять. Кто подал клич сдаваться?
— Десятник Худри, — проговорил один из ратников.
— Что ты сказал, пес?! Худри наказал сдаваться в плен?!
— Да, господин.
— А сам десятник пал под стрелами или саблями врага?
— Он сначала дал наказ сдаваться, а потом его пронзила стрела.
— Врешь, собака! Ни Худри, ни какой-либо другой десятник никогда не стал бы приказывать воинам сдаваться. Они, напротив, убили бы тех, кто только заикнулся бы о том.
— Но так было.
Сотник Вахир наклонился к мурзе:
— Дозволь, господин, я переговорю с ними.
— Говори, но недолго.
Адир подошел к крымчакам, стоявшим на коленях:
— Кто скажет правду, тому обещаю жизнь. Ну?
Сначала татары молчали, потом самый молодой не выдержал:
— Я скажу, я все скажу!
— Говори, — кивнул сотник.
Ратник рассказал, как все было, и спросил:
— Я прощен, господин? Ты же выполнишь обещание?
— Я-то выполню, — усмехнулся Вахир. — А вот мурза? За него я не вправе решать.
— Казнить! — наказал Умар Шалар.
К стоявшим на конях подошли пятеро нукеров и, задрав изменникам головы, перерезали им горло. Тела повалились на землю, обильно обагряя ее кровью, забившись в судорогах.
Сотник поцокал языком.
— Ты чем-то недоволен, Вахир? — взглянул на него мурза.
— Не надо бы сейчас и здесь. Надо было бы перед ратью, работниками, полонянами, на площади. Чтобы все видели, какое наказание ждет за измену.
— Буду я еще возиться со всяким дерьмом. Убрать их! Утопить в Дону!
Нукеры потащили трупы к причалу.
— Что делать утром, понятно? — обратился мурза к Вахиру.
— Да, господин.
— Сотникам передашь, чтобы выслали в поле разъезды. Я в дом, еще не закончил с наложницей.
— Мне держать нукера, который позднее выбросит еще один труп в реку? — усмехнулся Адир.
— Это есть кому сделать.
Когда мурза ушел, сотник усилил охрану дома и лег спать.
Особая дружина и казацкая сотня подходили к Карандару не спеша, по десяткам. Впереди — головные дозоры из десятка казацкого ертаула. Вышли на берег Дона.
Один из разведчиков казаков, Василь Пекарь, подал сигнал остановиться. К нему, спрыгнув с коней, подошли Савельев и Малюга.
— Что у тебя? — спросил сотник.
Они стояли в зарослях можжевельника, что короткой полосой разрезал поле у берега, далее кусты росли уже вдоль самой реки.
— Пост охранения басурман, — ответил казак.
— Где?
— Прямо у городьбы южной околицы в двадцати саженях от реки, в яме, обложенной мешками с песком.
Савельев и Малюга присмотрелись. С трудом, но заметили двух крымчаков, сидевших на посту.
— Ну, и глаз у тебя, Василь! Надо же, разглядел-таки пост, — похвалил князь.
— Потому как один из басурман встал, отошел, присел на корточки и справил нужду. И что это у них за привычка справлять малую нужду сидя?
— Такая вот привычка. Еще посты есть?
— Нет, по околице нет, вдоль берега не видно, там проверять надо.
— Снимем, Дмитрий Владимирович? — повернулся к воеводе Малюга.
— Ну, не на трапезу же праздничную их приглашать?!
— Мои люди пойдут?
— Нет, ближе дружина, сейчас отправлю ратников.
Савельев вернулся к дружине и позвал:
— Горбун!
— Да, князь? — возник рядом ратник.
— Впереди пост охранения крымчаков, два басурмана. Один снимешь их?
— Запросто.
— Не хвались, подумай.
— А что думать? Впервой, что ли? Где этот пост?
