— Считаешь вправе допрашивать меня? — бросил острый взгляд на гонца князь.
— Я не допрашиваю, извиняй, но сам понимаешь, о том спросит воевода Серебряный.
— Проверял.
— Ну, и добре.
Влас закончил работу, положил оба свитка на стол, стер со лба пот рукавом рубахи. Нелегко далась ему такая работа. Это не с басурманами на смерть биться.
Гонец довольно долго сверял свитки. Наконец положил копию за пазуху.
— Назад когда собираешься? — спросил у него Савельев.
— Вот доведем разговор до конца, потрапезничаем, отдохнем и вечером, по темноте и прохладе, двинем. А сейчас, извиняй, сотник, мне треба говорить с князем наедине.
Малюга молча поднялся и вышел.
Влас, поняв, что то же требуется от него, посмотрел на князя:
— Могу идти, Дмитрий Владимирович?
— Да, Влас, но будь у хаты. И чтобы близко к ней никого не было.
— Уразумел, сделаю.
Когда воевода с гонцом остались одни, Савельев посмотрел на Калачева:
— Говори, Андрей Михайлович.
— Для тебя отдельно князь передал, чтобы покуда с сотней казаков дней десять стояли тут.
— Пошто так? — удивился Дмитрий.
— То решение Петра Семеновича, — пожал плечами гонец. — А связано оно с тем, что уже завтра или послезавтра на переволоку должны прибыть караван судов и обозы по суше с тяжелыми пушками, порохом, ядрами, провизией, людьми. Также к Карандару и Самаку намерен приехать сам Касим-паша, с капудан-пашой и помощником своим, Юнис-беем, ну и, понятно, с большой охраной.
— Так чего тут сидеть? — воскликнул Савельев. — Надо срочно вызывать всю станицу Лунина и пятью сотнями идти на переволоку и селения, дабы прибить Касим-пашу с его окружением, поджечь суда, дать бой подкреплению, уничтожить артиллерию турок…
— Не торопись, Дмитрий Владимирович, — улыбнулся гонец.
— А чего ты лыбишься, Андрей Михайлович? Действовать надо, коли такой случай подворачивается.
— У князя Серебряного другие планы. И он строго запретил тебе что-либо предпринимать, покуда Касим-паша со свитой не уйдет обратно в Азов.
— А как я узнаю, что паша ушел?
— Тебе передадут. Возможно, я.
— Мне треба встретиться с князем Серебряным, — заявил Савельев.
— То не можно, Дмитрий Владимирович, — твердо ответил Калачев. — Впрочем, вы еще встретитесь, но не сейчас. Слушай дале. Тот, кто привезет тебе весть об уходе Касим-паши от переволоки, сообщит и решение князя Серебряного по твоему плану нанесения четвертого удара.
— Что, и это воевода может запретить?
— То в его праве.
— А может, нас государь рассудит? Я не согласен с тем, как ведет войну князь Серебряный.
— Иван Васильевич, конечно, рассудил бы. Но он далеко. А ты подчинен князю Серебряному, если еще не забыл это.
— Ладно. Пусть будет так. Что-то еще сказать есть?
— Я надоел тебе?
— Если бы знал, как надоел.
— Потерпи, недолго осталось. А сказать есть что.
— Так говори, а не тяни кота за хвост.
Савельев был раздражен. Калачев видел это и старался, как мог, сгладить положение.
— Ты не злись, Дмитрий Владимирович. Ты и Петр Семенович имеете один чин, по положению равны, по отношению государя ты даже выше стал. Конечно, тебе обидно подчиняться, тем более рушить планы, но так надо.
— Не о том речи ведешь, сын боярский.
— Добре, давай по делу. Независимо от того, проведешь ли ты четвертый удар по Самаку или нет, но к началу сентября тебе с дружиной след быть в старой крепости Кельберек. Мыслю, там ты точно встретишься с князем Серебряным и выкажешь ему свое недовольство.
— Ты сказал, в Кельбереке? Но чего там делать? Главные сотни будут приходить из Астрахани, в степи, на переволоке, а что в крепости? Там что, смотреть за Азовом?
— Повторяю, Дмитрий Владимирович, новое задание тебе определит князь Серебряный. И это задание требует нахождения дружины в Кельбереке.
— С казацкой сотней?
— Нет! Сотня при подходе к крепости уйдет в станицу. Казаки дадут провизии, необходимые вещи, оружие. Сможешь увеличить обоз, но это на твое усмотрение. В Кельбереке можешь пробыть долго. Князь Серебряный советует запастись припасами на месяц вперед.
— Это мне весь обоз, что ныне у дружины и сотни, брать.
— Возьми. Атаман получит нужные указания.
— Ладно, о том решим позже. Сейчас есть работа на переволоке. — Гонец поднялся, прошелся по хате: — Ты, Дмитрий Владимирович, не обижайся на меня, я всего лишь передал тебе слова Петра Семеновича.
— Да не обижаюсь я. Разумею, весь замысел свой князь раскрыть не может.
— Верно.
После вечерней трапезы Савельев проводил Калачева с десятком и обошел стан дружины и сотни. Шалашей ставить не пришлось. На хуторе было много строений, хаты, конюшни, бани, клети, все разместились в них. Были выставлены посты охранения со всех сторон.
Убедившись, что все в порядке, он вернулся в хату.
Там вместе с ним обосновались сотник Малюга, Гордей Бессонов, десятник охранного десятка Чебарь, начальник отряда разведки Перелыга. В пристройке еще шестеро казаков.
Наступила ночь, звездная, теплая. Лето в этом году выдалось жаркое. Обмелели реки, жара грозила засухой. Но ратникам и казакам было не до того. Они спали, не ведая, что их ждет завтра.
А на следующий день началось тягостное ожидание.
Видя, что Савельев не в настроении, сотник подошел к нему:
— Что загрустил, Дмитрий Владимирович, по дому, семье тоскуешь?
— И это тоже.
— Что еще?
— То, что нам здесь быть по меньшей мере дней десять.
— А чего?
— Таков наказ князя Серебряного. Но можем сидеть на хуторе и дольше. Гонец будет, от него и зависит, чего делать.
— Как это, чего? Ты же говорил, еще нанесем удар по басурманам.
— Говорил, Антип, да только князь Серебряный может спутать все планы.
— Да-да, веселенькое дельце тут без дела торчать. Добре твоему ратнику Горбуну да Лидухе, что похорошела как-то, даже помолодела. Им каждый день — счастье.
— Это так, Антип. Пусть хоть им будет хорошо.
А в Карандар, который рабочие успели восстановить, тем временем прибыла большая свита с ратью во главе с Касимом-пашой. Встретить высоких гостей на околицу вышел мурза Шалар, его верный сотник Адир Вахир, десятник нукеров Али Бакари. Сотники Гамир и Доган, собравшие чуть более сотни, находились в поиске неизвестных врагов.
