Савельев посмотрел карту и кивнул:
— Понял. Путь замечен отчетливо, не заблудимся.
— Вот и добре, а я атаману доложу о встрече, и мы будем держать наготове плоты для переправки коней и ратников.
— И все-таки удивительно, — заметил воевода, — ваша станица довольно близко к Крыму, а крымчаки вас только беспокоят, не разоряют.
— Слышал я, ты хорошо знаком с атаманом Багоном, это так?
— С Алексеем Михайловичем из станицы Степановки, да сотником Иваном Рыгло из поселка Крепин? — улыбнулся Дмитрий. — Как незнаком? Они спасли нас, когда ходили в земли Малых ногаев. Там же сотни кубанских казаков дюже помогли нам. За что им великое спасибо на времена вечные.
— Вот и ответ на твой вопрос. По Дону таких станиц сотня, в каждой от трех до десяти сотен казаков, что воюют лучше турецких янычаров и приспособлены ко всем условиям. В Крыму понимают, тронь нас крепко, разори одну-две станицы, уведем баб с детишками и стариками подальше от Дона и вернемся, но уже войском казачьим, и так набьем морды косоглазым мурзам, что до Перекопа не добегут. Оттого посланники хана постоянно наведываются к нам, обещают в наши земли не лезть, но чтобы и мы в их дела тоже не вмешивались. Многие соглашаются, их понять можно, каждый в ответе за станицу свою. Народом избраны править и то худо. Не было бы договоренности с Крымом, объединились в союз с Москвой, тогда уже в начале шляхов их заграды ставили бы крепкие, и подумали бы крымчаки, идти ли на земли русские. Но союза нет, договоренность с татарами есть. Впрочем, это не мое дело.
Савельев улыбнулся:
— Тебя самого можно атаманом выбирать. Дело знаешь.
— Посчитают казаки нужным, выберут. Пока действующий атаман с обязанностями справляется. Наш Михайло Тимофеевич договоренностей с татарами не имеет, за Москву и царя крепко стоит, как и атаман Багон. Посему особой дружине обязался помочь, чем только можно. И сотню выделить наказал. Их у нас пять, какую, не ведаю, то узнаешь в станице.
— Благодарствую, сотник.
— Не на чем, князь. Вы тут поосторожней, не упустите момента уйти вовремя и не прицепите к себе татарский хвост.
— Хвост ничто, от него избавимся, — сказал, улыбаясь, Дмитрий, — а вот как ваши казаки переправят нас, коли вверх по Дону пойдут суда турок?
— А затемно и переправим. Турки по ночам суда свои к берегам на стоянку ставят, режут баранов, обжираются и только засветло продолжают путь. Ночью ходить, по крайней мере здесь, они боятся. А нам переправить твои десятки с конями да телегами дело скорое.
— Понял, Макар, как тебя по батюшке?
— Да не привык я по батюшке, Макар и Макар. А вообще, как и ты Владимирович.
— Еще раз благодарствую тебя, Макар Владимирович, — улыбнулся Дмитрий. — Передай атаману, будем когда, пока неведомо, но, мыслю, уже в дни ближние.
— Добре. Поехали мы, князь!
— Счастливого пути!
Савельев с Бессоновым проводили казаков, и те быстро скрылись за северными пологими холмами. Проводив дорогих гостей, воевода взглянул на помощника:
— Коней смотрел, Гордей?
— А то как же. Пасутся покойно под присмотром Лешки Глухова и Бориса Сули. Воду вовремя и в меру получают. Надо бы погонять их по степи, дабы не застоялись.
— Рискованно то.
— А ночью?
— Ну, если только по берегу Дона на версту выше и обратно.
— Угу. Прогоним ныне же. О чем с сотником наедине договорился, если не секрет?
— Какие у меня могут быть от тебя секреты, Гордей. Пойдем к реке, по пути и поведаю, о чем гутарили и договорились.
На реке искупались, вышли на песчаный участок берега, узкий, короткий, но на двоих хватало, и Савельев рассказал Бессонову о беседе с казацким сотником.
— Ну, хоть так, не одни будем. Сотня казаков — это сила! — проговорил Гордей.
— Смотря против какого противника. Вернее, против какого количества ворога.
— Ну, сотня казаков одолеет и три сотни татар.
— Если вооружены будут пищалями да иметь с десяток опытных лучников. Ладно, мы еще узнаем, что представляет собой станица атамана Лунина. Черт, змея! — вдруг воскликнул Дмитрий.
— Где? — вскочил на ноги Бессонов.
— Вон под кустом.
— Э-э, это же желтобрюх.
— А чего тогда отошел к воде? Он же не ядовитый.
— Не ядовитый, но агрессивный, как татарин, и кусает больно. А ну, кыш, пошел отсель! — Гордей сломал ветку, ударил по змее, та дернулась к его ноге, и он резко отшатнулся:
— Вот черт поганый! Пшел, говорю!
Желтобрюх нырнул под куст и пропал.
— Принесло аспида. Хорошо хоть не степная гадюка, этих тут много.
— Но больше в степи.
— Пойдем в крепость?
— Пойдем.
День прошел спокойно. От дозоров сообщений не поступало. Солнце подошло к закату, когда дружина, помолившись, пришла на трапезу. Провизия находилась в двух телегах малого обоза, что притулились за остовом мечети. После трапезы Бессонов стал готовить ночной прогон коней и для этого собрал ратников. Он ничего не успел сказать, так как поступил неожиданный сигнал тревоги, с поста наблюдения за степью несколько раз крякнула утка-кряква.
— Что, Баян? — подошел к Кулику Савельев.
— Глянь в сторону возвышенности.
Воевода посмотрел. К разрушенной крепости галопом мчался конь Агиша.
— Интересно, — проговорил он, — что бы это значило.
— Подъедет, скажет. Может, турки и татары начали поход по суше? — ответил Кулик.
— Они должны идти либо вместе с судовой ратью, либо после нее, и мы видели бы большое облако пыли, солнце высушило землю.
— Тоже верно.
— Ладно, неси службу, я к южной стороне.
Савельев и Агиш подошли к крепости одновременно.
Агиш соскочил с коня, завел его за обломок стены.
— Что случилось, Ильдус? — спросил воевода.
— Басурмане пустили в нашу сторону ертаул — разведку.
— Турки или татары?
— Турки, татар мы бы узнали.
— Сколько их?
— Немного, шесть человек конных. У всех щиты, сабли, лучников нет.
— Не заметят Баймака?
Агиш взглянул на князя так, словно тот что-то несуразное сказал:
— Баймака? Никогда!
— Ладно. Объяви всем тревогу, чтобы укрылись в подвалах надежно. Никому не высовываться.
— А кони?
— Увести берегом на север. Телеги с провизией втащить в цитадель.
— А если увидят османы? Телеги не так просто спрятать. Да и сакма от коней на берегу останется.
