– Ваше Святейшество, – услужливо подсказал кардинал, расследовавший события во Флоренции, – они еще и монахов растерзали.
– Каких монахов? – оживился понтифик.
– Маффео и Баньоне.
Из-за переживаний папа Сикст в последние дни стал столь нервным, что говорить загадками было себе дороже. Лицо Сикста стало багровым, а скулы из-за сжатых зубов побелели. Так и процедил сквозь зубы, не в силах разжать:
– Я должен помнить всех монахов по имени?
– Это те два, что напали на Великолепного, к сожалению, неудачно.
Следующие полчаса из вены папы в таз снова капала темная кровь…
– Целая коллегия идиотов…
Джироламо объяснил более понятно:
– Как можно упоминать монахов, которые пытались совершить убийство Медичи, да еще и в соборе? Только сидящий под замком кардинал Риарио и повешенный архиепископ Сальвиати, более никто!
– А… – осознали свою ошибку незадачливые помощники.
Придя в себя, папа Сикст огласил приговор: отлучить от Церкви Лоренцо Медичи, всю Синьорию, приоров, а также всех их сообщников. Все сторонники Медичи объявлялись злочестивыми, лишались права занимать любые должности, их имущество передавалось Церкви, а дома предписывалось срыть. Если за месяц Флоренция не отправит в Рим перечисленных преступников, то ей объявлялся интердикт, то есть в городе не смогут крестить, венчать или отпевать умерших, а также служить литургии.
4 июня 1478 года эта булла была оглашена повсеместно.
А вот это было ошибкой папы Сикста. В сообщниках у Медичи оказывался почти весь город, ведь мало кто не ходил на площадь, чтобы своими глазами увидеть болтающегося в окне Палаццо Веккьо архиепископа Сальвиати. Никто не протестовал против этого повешения, даже те, кто был против Медичи.
Отлучить от Церкви целый город? Да еще и не просто город, а Республику Флоренцию?
Нелепость этого понимал Джироламо Риарио, но он боялся, что еще одного приступа ярости понтифик не вынесет, случится апоплексический удар и тогда придется уносить ноги не только из Ватикана, но и из Италии вообще.
Начал понимать и сам Сикст, но отступать уже некуда.
Томмазо еще раз попробовал убедить Лоренцо:
– Не из-за отлучения, но просто из доброй воли отпусти ты этого кардинала. На кой он тебе?
– Кто повезет его в Рим? А то ведь укокошат по дороге, а обвинят меня.
Свою помощь предложили монахи монастыря Благовещения:
– Мы заберем сначала к себе.
Лоренцо отправился к Рафаэлю Риарио поговорить, перед тем как отправить его в монастырь. Кардинал уже пришел в себя и был весьма агрессивно настроен.
– Почему меня здесь держат?! Я ничего не сделал плохого, не участвовал в заговоре, не помогал Маффео и Баньоне.
– Еще кому не помогали, ваше преосвященство?
Кардинал понял, что проговорился, фыркнул, отворачиваясь от Медичи:
– Никому.
– Откуда вам известно о Маффео и Баньоне?
Риарио молчал. Лоренцо решил не дразнить мальчишку, не ради того пришел.
– Ваше преосвященство, не беспокойтесь, мой врач умеет хранить тайны, никто не узнает, что вы неумеренно занимались соитием с мужчинами.
– По чьей вине?! – взорвался Риарио, не выдержав одного намека на изнасилование. Но Медичи развел руками:
– Вам лучше знать. Я не увлекаюсь содомией, потому не знаю подробностей. Но повторяю: никто не узнает, как сильно увлекались этим вы. – Не давая обомлевшему кардиналу опомниться, Лоренцо поспешно добавил: – Мой врач поклялся, что даже на исповеди не расскажет, как старательно пришлось лечить ваш зад. Но он умоляет больше не злоупотреблять.
– Вы… вы хотите сказать, что это я сам?!. – Бедолага даже задохнулся от возмущения.
– А что, разве нет?
Риарио завизжал, как поросенок, над которым занесли поварской нож:
– Меня изнасиловали в вашей тюрьме!
– Кто?!
– Заключенные. Изнасиловали!
– Что же вы сразу не заявили там же и ничего не сказали, когда вас привели сюда? – В непостижимых глазах Великолепного плясали огоньки насмешки. Он наслаждался. – Мы немедленно проведем расследование. Вы сможете указать своих обидчиков? Они понесут наказание, будут прилюдно не просто посрамлены за такое надругательство над священником, но и четвертованы. Во Флоренции умеют наказывать, поверьте.
Риарио покрылся холодным потом, он осознал, в какую ловушку загнан. Расследование и прилюдное наказание обидчиков означает его собственный пожизненный позор. Во Флоренции умеют не только наказывать, но и давать прозвища. «…задница» будет самым безобидным, а уж Медичи постарается, чтобы это прозвище стало известно всей Италии.
Сам Лоренцо продолжал спектакль, он изображал справедливый гнев:
– Пойдемте, ваше преосвященство, мы должны разыскать и наказать ваших обидчиков! Те, кто так вас обидел, будут лишены того, чем обидели. Поверьте, я не знал, что вы не сами этого пожелали…
Сказал и подумал, что уже достаточно, нельзя так откровенно насмехаться над юнцом.
Кардинал опустил голову:
– Не надо. Я сам виноват.
Выведя кардинала из его комнаты к двум монахам-сервитам из монастыря Благовещения, куда Риарио разрешили переселиться, Великолепный еще раз поинтересовался:
– Может, все-таки провести расследование?
Риарио разозлился:
– Нет, никто ни в чем не виноват! Я сам!
– Ну и слава богу. А на содержание и лечение вы жалуетесь?
– Нет! – буквально взревел бедолага, которому хотелось одного: заснуть и не проснуться.
Но это не все, его добило появление врача, протягивающего склянку с мазью:
– Ваше преосвященство, смазывать больное место трижды в день целый месяц. Потом можно реже. Этого хватит на полгода…
Договорить не успел, буквально выбив склянку у него из рук, кардинал припустил прочь. Лоренцо поднял мазь и вручил монаху:
– Возьмите, ему пригодится. Пусть смазывает.
– Что смазывает, милорд?
– Свой зад.
Лоренцо тоже поспешил прочь, стараясь не расхохотаться. За последний месяц это был первый повод для смеха. Мальчишку, конечно, жалко, но сам виноват, нечего лезть в игры взрослых.
Несчастный кардинал пробыл в монастыре неделю, сначала он и слышать не желал ни о какой мази, но сидеть оказалось больно, пришлось воспользоваться.
Монахи за спиной начали шептаться:
– Содомит… мазь-то для задницы…
Всем рты не закроешь, вот кардинал Риарио и уехал в Рим, кляня все и всех, особенно Медичи.
