Сделав усилие, чтобы окончательно стереть улыбку с лица и придать ему почти скорбную серьезность, Лоренцо махнул слугам, те поспешно открыли дверь в Большой зал.
Не нужно было обладать особенной наблюдательностью, чтобы заметить напряженное ожидание папских легатов и их легкое недоумение. Нерони переводил взгляд с Лоренцо на дверь, внимательно прислушиваясь. Петруччи тревожно всматривался в бывшего флорентийца, догадываясь, что не все в порядке. А король нахмурился, ему не понравилось такое неподчинение Медичи, которому запретили появляться во время переговоров.
– Ваше величество, – склонился Лоренцо перед Ферранте, потом поклонился и остальным: – Ваше преосвященство, милорды…
Плюмаж его берета при приветственном движении руки подмел не очень чистый пол, все скромно и уважительно.
– Ваше величество, я вынужден принести извинения за послов Флоренции, которые не смогли прийти, поскольку их сразил неожиданный недуг.
Губы Пикколомини уже исказила насмешливая ухмылка. Кто же поверит во внезапную болезнь сразу всех флорентинцев? Неожиданный недуг троих сродни пощечине.
Не обращая внимания на ухмылку сиенца, Медичи сделал шаг к королю и что-то тихо пояснил. Пикколомини даже шею вытянул в их сторону, но не расслышал. Ферранте недоверчиво покосился на Лоренцо, и вдруг раздалось королевское:
– Ха… ха-ха… ха-ха-ха!!! Серьезно?
Лоренцо сокрушенно развел руками:
– Да, ваше величество.
Нерони ехидно поинтересовался:
– Они все трое рожают?
В другое время король восхитился бы едкой иронией папского легата, но тут замахал руками:
– Хуже!
– Что может быть хуже? – удивился уже Антонелло Петруччи, едва сдерживая улыбку, уж слишком заразительно смеялся Ферранте.
– Сидят… на… горшках.
Предвосхищая новое вмешательство Нерони, Медичи быстро пояснил:
– Съели что-то не то. Это не отравление, они лишь просят извинить за невозможность исполнить свои обязанности.
Пикколомини повернул голову в сторону своего секретаря, словно спрашивая, так ли это. Тот кивнул. Отвлекшись, папский легат едва не пропустил важное добавление Медичи:
– Кроме того, на время своей неожиданной и весьма неприятной болезни они поручили мне, как гражданину Флоренции, заменить их на переговорах. Если позволите, ваше величество.
Петруччи закашлял, прикрывая лицо платком.
Нерони и Пикколомини, похоже, просто не знали, что делать.
– Хорошо, – махнул рукой Ферранте. – Я отправлю к ним своего лекаря.
– Благодарю, ваше величество.
Подозвав к себе Лоренцо еще ближе, король тихонько поинтересовался:
– Надолго у них это… расстройство?
Тот совершенно серьезно ответил:
– Думаю, до конца переговоров, Ваше величество.
– Настолько слабы животами? – Ферранте тоже не занимать чувства юмора, правда, черного.
– Думаю, их мутит от одного вида папских легатов.
Сказал и осекся – не слишком ли вольно, но Ферранте был в хорошем настроении, и эта вольность сошла Лоренцо с рук.
– Боюсь, меня тоже.
На следующее утро на стульчаках сидели уже все участники переговоров, кроме короля и Медичи. И это притом что все они ели отдельно. Как это удалось сделать Паоло, он объяснять не стал – сделал и сделал.
Зато насмехаться над несчастными товарищами Микелоцци перестали. Особенно долго маялся Нерони, его пришлось даже уложить в постель.
Переговоры на время прервались, но Ферранте больше не требовал отсутствия Медичи, зато принимался хохотать при одном взгляде на посланников папы.
Дело продвигалось удручающе медленно, так можно и не успеть до весны. Лоренцо, как мог, пытался подтолкнуть короля Неаполя:
– Ваше величество, полагаю, нам следует поторопиться с заключением договора, если в его подписании будут принимать участие послы Святого престола.
– Почему? – недобро прищурился Ферранте.
– Не секрет, что многие силы в Европе настаивают на проведении Вселенского собора для обсуждения нового Крестового похода против турок, на который папа римский никак не желает соглашаться. – Он жестом остановил открывшего было рот для возражения Пикколомини. – Но мне известно, что также могут потребовать отчета, почему этот поход не начат, а собранные на него деньги расходуются на войну между христианами.
Он мог больше ничего не говорить, слишком явным был намек на то, что папу могут и сместить. Такое бывало. Французский король Людовик, собрав своих епископов в Орлеане, уже добился их согласия на то, чтобы деньги на нужды похода больше не отправлялись в Рим, пока не станет ясно, куда они деваются. Весьма действенное средство не столько против самого Рима, сколько для потери папой Сикстом авторитета. Глава христианского мира, вместо того чтобы бороться с угрозой турок, тратит собранные для похода средства на войну с флорентийцами. Если следом за Францией средства перестанут присылать и другие правители…
– Ваше величество, мне не стоит напоминать, что первыми от действий турецкого султана пострадают неаполитанцы. Венеция страдает постоянно.
– Но Венеция заключила союз с турками! – взвизгнул Нерони.
– Если не приходит на помощь Святой престол, договоришься даже с султаном, – процедил сквозь зубы Медичи, но так, чтобы это расслышал король Неаполя.
– А вы, – палец Нерони ткнул в сторону Лоренцо, – и вовсе дружны с этими самыми турками. Да-да, как иначе объяснить то, что вам выдали Бандини?
Вопрос тут же поддержали Пикколомини и даже Антонио Пиччинелло:
– Да, как?
Лоренцо с удовольствием расхохотался:
– Я могу познакомить вас с человеком, который попросту выкрал Бандини, а султан позволил вывезти этого убийцу во Флоренцию. Позволил потому, что все золото Бандини досталось султанской казне, это было условием разрешения. Напомню, что именно Бандини убил моего брата, и я имел право не только найти убийцу, но и жестоко наказать.
– У вас есть столь ловкий человек, милорд Медичи? – насмешливо поинтересовался Ферранте.
– Да, ваше величество. Он способен выкрасть из-под вас трон во время приема, а вы и не заметите.
– Вы не могли бы одолжить мне этого умельца на время?
– Только после того, как все успокоится, ваше величество.
– Что ж, ради этого можно поторопиться с заключением договора.
Помощь часто приходит откуда не ждешь. Так и на сей раз.
– Милорд…
Если у Паоло вот такой озабоченный вид, значит, дело плохо.
– Что случилось?
Тот сделал знак отойти подальше, чтобы никто другой не услышал.
