Глава 9
Нравоучительная история. Рассказ Любаши
– Любаша, давай! – кричит Инесса. – Приготовиться следующему. Степан Ильич! Как там у вас в налоговой, никаких происшествий? Все спокойненько? Налоги исправно платят?
– Платят. А только что же рассказывать? Я как-то особенно не умею, да и не было ничего такого, даже вспомнить не могу.
– А если подумать? – ухмыляется Денис. – Каждому есть что вспомнить. Конечно, я понимаю, налоговая служба дело серьезное, народ с биографией, проверенный, не подкопаешься. Но вы же не всю жизнь там, может, какие проказы по малолетству. Или вот новый товарищ, Олег, кажется? Человек бывалый, видавший виды, как говорят. Или вот вам, например, не запомнил, как зовут, адвокат вроде? Разве нечего вспомнить? Практика небось богатая, всякие страшилки, подлая натура человеческая, убийства, маньяки… Приходилось вытаскивать? Вот и поделитесь! Только правду, не стесняйтесь! Тут все свои.
Свои, думаю, да не ты! Ты тут не свой и своим не будешь. И нечего вязаться к людям, захотят, сами расскажут. Смотрю, Виктор Романович ноздри раздул и очками сверкнул, но не ответил наглецу. Я даже подумал, сейчас поднимется и уйдет. Но он остался – сидит, улыбочка высокомерная, лицо бледное, плечи прямые. Манекен. Но наш человек, свой, а Денис – чужак. Олег Монахов тоже молчит, только бороду сквозь пальцы пропускает раз за разом. По наступившей тишине видно, что всем неловко.
– Любаша! – говорит Лариса.
– Ага. Только это ничего особенного, детская такая история, – говорит Любаша. Смутилась и, похоже, испугалась, и уже жалеет, что вызвалась. – Совсем короткая. Я еще девчонкой была, только в торговый техникум поступила. Шестнадцать лет, но видная, крупная, и голос хороший – в хоре пела, и танцевать первая, и смешливая, чуть что, сразу прысну, удержаться не могу. Мальчики наши табунком за мной бегали, но мальчики у нас глистопёрые были, низкорослые все, как на подбор, невидные, а девчонки поинтереснее, созревшие уже, крепкие, на курсантов летного заглядывались. Было нас три закадычные подружки – Катя Соколовская, Лена Берест и я. Всюду вместе, и на занятия, и домой, и гулять. Да и жили рядом. Всегда голова к голове, все шушукаемся о мальчиках, кто с кем, да что, да как, в кино бегаем, тоже о любви, обсуждаем, спорим, и герои свои по городу – известные мальчики, даже не мальчики, а молодые люди. Рядом с нами политех был, там был один студент, здоровый такой, носатый, серьезный на вид и умный, так мы ему записки писать повадились, имя узнали. И свиданки назначали, он пришел два раза, а мы прячемся по кустам и хохочем до упаду.
Сейчас девчонки посмелее, знают больше, уроки у них в школе специальные, мы попроще были. Всех красавцев городских наперечет знали. Веньку Правдивцева, журналиста, известного уже поэта, он у нас часто выступал на вечерах, а потом отвечал на вопросы; Виктора Поплавского, режиссера нашего ТЮЗа, страшного бабника, и пьесы у них запрещали несколько раз, вроде как за порнографию. И Элика Газамова, гулену, каких мало, и пьяницу, саксофониста из молодежного кафе; словом, всех знали, были в курсе сплетен, кто с кем гуляет, кто кого бросил – в таком смысле. Вы не подумайте, мы с ними знакомы не были, просто так болтали по-дурному, по-детски. Куда нам до них, у них такие девушки в тусовке были – актрисы, журналистки, манекенщицы из нашего Дома моделей, совсем другой мир, вот и выдумывали о них, представляли себе. А самый главный городской красавец был художник-дизайнер Дэн Рубан. На самом деле он был Даниил, но называл себя Дэном.
– Данька Рубан? – перебивает ее Денис. – Помню такого! Редкая сволочь! Мы с парнями не раз мутузили его за гонор.
– Не перебивать! – закричала Инесса. – Вы, мужчины, ничего в женщинах не понимаете! И вообще, это не тот, это однофамилец. Любаша!
– Я как вспомню… – вздыхает Любаша. – Даже не знаю! Сейчас просто удивительно, а тогда… От одного звука его имени у нас дрожь в коленках. Дэн то, Дэн се! Видели Дэна то с моделькой, то с актрисой городского драмтеатра, выходили из ресторана, шли по улице, ехали на машине – у него была здоровенная синяя машина с откидным верхом, американская, говорили. А раз видели в театре, как он стал перед своей девушкой на колени и надевал ей сапожки! Нежно так, осторожно, молнию застегивал. Мы в отпаде были! Застыли, рты пораскрывали, прийти в себя не можем. Она гордая стоит, голову откинула, а он на коленях, и ножку ее в руках держит. Кому бы из нас такое – сразу помирать на месте можно! Месяц в себя прийти не могли, только и разговоров об этом выдающемся событии.
И сам красивый, смуглый, черноглазый, цыганских кровей, на Антонио Бандераса похож. Волосы длинные. И одет всегда стильно, белое любил, просто принц из сказки. Говорили, три раза женат был, от женщин отбоя нет, талантливый – ужас, его в столицу зовут, вот-вот уедет! Мы, дурехи, чуть не ревем: как же без Дэна дальше жить, осиротеем!
Так и жили, все в ожидании красивой любви. Бегали к мастерской Дэна, чтобы хоть одним глазком увидеть, как он выходит, садится в машину. Иногда веселый, иногда насупленный, злой вроде, дверцей хлопает, рвет с места. Ну мы и выдумываем, что да почему, что там у него случилось. И всегда несчастная любовь виновата, а другого горя вроде и не бывает. Считали, самое главное в жизни любовь. Глупые девчонки были, ветер в голове. Так и жили.
И вот однажды иду я домой, осень, темно уже было. И вдруг вижу, идет навстречу Дэн Рубан! Длинный расстегнутый плащ тротуар метет, волосы по плечам, ворот шикарного белого свитера торчит. Иду навстречу, а у самой коленки подгибаются, сердце в желудок проваливается и губы пересохли. Думаю, расскажу девчонкам, не поверят, что так близко видела Дэна, причем одного! И улица пуста – никого!
Поравнялся он со мной, зыркнул и вдруг хватает за руку, дергает к себе и… А я чуть в обморок не падаю, чувствую запах его одеколона, еще спиртного вроде, ударяюсь плечом ему в грудь. А он говорит что-то быстро так, я и не разобрала, смотрю на него дура-дурой и молчу. А он повторяет, и тут до меня доходит, что он сказал! Не буду повторять, язык не повернется. Я рванулась, а он хватает меня за плечо и вдруг впивается ртом мне в шею. Тут меня такой ужас взял, вроде как убивать он меня собрался! Как заору я! Он матом на меня, а я ору. На другой стороне люди шли, остановились, потом к нам переходят, а я ору как ненормальная. Он размахнулся и по лицу меня рукой в перчатке, резко повернулся и в парк, только плащ крутнулся. А я продолжаю орать, не могу остановиться.
– Я же сказал, сволочь! – ввернул Денис. – Сколько девчонок перепортил! Мало мы ему морду били.
– Не перебивать! – закричала Инесса. – Любаша, а потом что?
– Потом… Подбежали ко мне мужчина и женщина, перепуганные, спрашивают, что со мной, думали, он меня ножом пырнул. А я ору! Женщина меня обняла, утешает, говорит что-то, мужчина предлагает «Скорую» – шок, говорит, у девочки! Едва меня успокоили. Кричать я перестала, но дрожь так и бьет, и идти не могу. Они меня до самого дома довели, только там я оклемалась, спасибо сумела сказать. Прибежала домой, забилась к себе, до утра в постели прорыдала. От унижения, от пощечины, от его руки в перчатке. От горя и стыда. Даже умереть хотела! Ей-богу, было бы чего под рукой, мигом проглотила бы! А на шее синяк, на другой день свитерок с высоким воротом пришлось надевать.
