Зина сглатывает от ужаса, крик рвется из глотки, но звука нет. Нет даже хрипа. Она перестает чувствовать свое тело…
Она приходит в себя от ледяного холода и понимает, что лежит на полу. Снова набирает Дениса и снова щелчок и тишина. Она не сдается. После третьего или четвертого раза она слышит его голос. Похоже, Денис сильно нетрезв и раздражен. Да, кричит он. Чего тебе? Занят! Да, занят! Чем? Работой! До завтра. Ей показалось, она слышит женский смех…
Она все еще сидит на полу. Опираясь о край кровати, поднимается, открывает шкаф, достает белое платье, сшитое собственными руками. Платье расшито по лифу бисером – бледно-розовым и бледно-голубым. Свадебный наряд. Она надевает платье, садится перед зеркалом и начинает рассматривать свое заплаканное бледное лицо. Уродина! Ей никогда не шло белое. Не судьба, видимо. Она отшвыривает зеркало, звякает разбитое стекло. Она видит на полу десятки сверкающих крошечных зеркал, острых, как лезвие ножа…
…Монах внезапно словно проснулся. Не сразу понял, где находится. С силой потер ладонями лицо.
Спальня Зины… Здесь она сидела и звонила Денису, а он сбрасывал звонки. Какова ирония! Она мечтала о том, что когда-нибудь она и Денис будут вместе, а Иричка… исчезнет! Испарится. И вот сестры больше нет, а Денис не стал ближе.
Монах представил себе, как она сидит перед тусклым зеркалом, размалевывая себя – нарочито грубо, выбирая самые яркие краски, ненавидя себя, а потом швыряет его…
Вспомнил, как встретил ее в роще, и только тогда рассмотрел хорошенько. Серая шейка! Никакая, перепуганная, в осознании своей жертвы… Понимала ли она, что приза не будет? Начинала ли прозревать? Видимо, так, если сделала то, что сделала. Бедняга!
Это было последнее, о чем он подумал. Видимо, его подвело бурное воображение и он слишком увлекся, так как не почувствовал и не услышал ровным счетом ничего: ни мелкого звучка, ни шелеста, ни скрипа двери. Разве что легкий порыв сквознячка, но осознать, что это было, он уже не успел. Удара по голове он тоже не почувствовал. Потеряв сознание, Монах тяжело осел на пол, привалившись спиной к кровати, и перестал быть…
Глава 29
Дом печали
Инесса с утра не находила себе места. Смерть Ларисы… Господи, а она при чем? Или это случайность? Закон парных случаев? Третья смерть… Сколько их еще? Она замерла, пытаясь вспомнить, заперта ли дверь. Побежала проверить. Заперта! Перевела дух. Постояла у окна, рассматривая сад и огород Доктора. На веранде никто не сидел, что было странно – Доктор всегда на посту. С книгой или газетой, рюмкой и крохотной плоской фляжкой с коньяком. Пойти, разве, проведать? Она усилием воли остановила себя. Не мельтеши, приказала. Ирину убили. Кому-то она перешла дорогу. Инесса и сама готова была… придушить эту дрянь! Прекрати, одернула себя, о мертвых… как это говорит Адвокат? Хорошо или никак. Пусть почивает с миром. Зина, несчастная дурнушка… Почему она жила с ними? Ирина ее открыто презирала, а она лепилась к ним… Почему? Инесса вдруг ахнула! Из-за Дениса! Это же бросалось в глаза! Он целовал ее в макушку – она краснела – и говорил, что она единственная, кто его понимает. Он прикалывался, а она верила! А как она смотрела на него! А как она смотрела на Ирину! Иричку… Без улыбки, напряженно… и губы кривились! Она ее ненавидела! Ревность? Держались вместе здесь, пребудут вместе за гробом. Ирония… Питала надежды на Дениса, глупая маленькая Золушка, и промахнулась. Тоже мне, принц! Жирный болтливый пьяница и гулена. Но фонтаны хороши. Правду говорят, даже в самом никчемном есть искра…
Лариса… Иногда она, Инесса, думала, не будь Ларисы… Спрашивала себя, могло бы получиться? И не знала ответа. Тот день… Их день. Стоит вспомнить, и бежит по телу горячая волна… Ей кажется, что никогда ни с кем ничего подобного… Никогда! Она помнит каждую мелочь, слово, движение, жест… особенно в бессонные ночи… Встает, делает себе чай или кофе, зная, что все равно не уснуть. Он тоже помнит, он так смотрит на нее… Иногда они встречаются взглядами, и она понимает: достаточно одного взмаха ресниц, намека-полуулыбки, слова не нужны… Позвать, и он придет! И все повторится… Хватай, пока хочется! Все бросит и прилетит. Она оставит дверь незапертой, будет, замирая и кусая пересохшие губы, до звона в ушах прислушиваться. А если позовет он? Мысль озадачила ее. Если позовет он? Она тоже прилетит? Она прислушалась к себе. Подумала. И закричала: да! Тысячу раз да! В тот же миг!
Она не понимала себя, она всегда была выше, она была деспотом и тираном… Она помнит, как плакал молоденький атташе, когда она сказала, что все, иди, мальчик… Были и другие. Блистательные, с положением и деньгами…
Хватит! Прекрати! Мастер не придет. Он из тех, у кого устои. Он сильный. Он справится. И она справится. Она тоже сильная. То была нелепая случайность. Они будут сидеть за одним столом, избегая смотреть друг на дружку, лишь изредка сталкиваясь взглядами и понимая, что помнят тот ослепительный короткий и бесконечный день до мельчайших подробностей. «Я помню. Ты помнишь? Я тоже помню. Я хочу тебя, я схожу с ума, я жду тебя…»
Мастер не придет. Ты же понимаешь, что он не придет?
Надо навестить его, выразить соболезнования… Так полагается. По-соседски. Можно позвать Доктора. Нет! Она пойдет одна. Он достанет домашнее вино. Разольет в бокалы. Они выпьют, не чокаясь, глаза в глаза, молча. Что же тут скажешь? Он возьмет ее руку…
Черт! Что же делать?
Инесса бежит в кухню, достает из буфета бутылку коньяка и коробку шоколада. Подарки для печальной тризны. Сбрасывает пестрый сарафан, надевает черное батистовое расшитое темным шелком платье, закручивает в узел пышные рыжие волосы. Мельком смотрится в зеркало. Бледна, растеряна, не накрашена. Рука тянется к тюбику губной помады и повисает нерешительно. Не нужно. Все. Иди.
Двор пуст. Ни звука, ни движения. Инесса поднимается на крыльцо, после секундной заминки стучит костяшками пальцев в дверь. Прислушивается и стучит снова. Дверь открывается, на пороге молодой человек, почти мальчик. Один из близнецов. Инесса не помнит, как их зовут. Но даже если бы помнила… они очень похожи, Мастер говорил, что путал их в детстве.
– Добрый день, – говорит она. – Я ваша соседка…
– Я знаю, – отвечает мальчик. – Вас зовут Инесса, вы артистка. Папа говорил. Я Саша. Отец с братьями в городе у следователя, а я на хозяйстве. Подвернул ногу. Женя прилетел вчера…
– Вот! – Инесса протягивает ему гостинцы. Она жадно всматривается в его лицо, пытаясь обнаружить сходство…
– Ну что вы! – Он смущается и краснеет. – Не нужно. Пожалуйста, заходите. Можно подождать, они скоро вернутся, отец звонил недавно.
– Спасибо. Я хотела сказать…
Она запинается. Ну же, актриса! Смелее! Ты привыкла играть роль! Скажи, как тебе жаль, дрогни голосом, опусти уголки губ, расплачься, наконец.
– Саша, мне так жаль…
Она кладет на стол торбу и обнимает мальчика. Тот издает тихий звук, не то сглатывает, не то всхлипывает. Инесса понимает, что он заплакал. Она чувствует жжение в глазах и тоже плачет. Они стоят, обнявшись. Его запах… Он пахнет как… отец! Ей жалко мальчика, Мастера, Ларису… Ей жалко себя. Она вдруг поняла, что ничего не будет. Между ними – мальчики, Лариса, даже тот летний день… навсегда.
