Фишка была в том, что каждого, кто пытался меня обидеть, я титуловал как «Сэр», «Ваше Величество». Помню, как бесило меня обращение «сэр» или «мисс» к учителям. Обращение «Сэр» полагает раболепное подчинение, чему я противился. Я не понимаю, почему образование – это синоним слову «подчинение». Конечно, можно уважать учителя за то, что он знает больше, чем ты. Твоя задача – получить максимум знаний, чтобы повысить свой уровень образованности, а не чувствовать себя существом второго сорта. Слово «учитель» предполагает именно такое значение. Тогда мои друзья думали, что я идиот. «И что с того, все это делают», – говорили они. Но это же бред!
Я никогда не думал, что стану исполнителем, кроме как в школе, где нам давали уроки драмы один раз в год. Тогда они проводились в Уильям Йорк и нравились мне только потому, что наша учительница была потрясающе красива. Других таких в нашей школе не было.
Ее звали Салли. У нее были длинные черные роскошные волосы, длинные ноги и мини-юбка. Хммм… ну да. Я бы мог стать актером с такой учительницей. Мне нравилось, что можно было примерить маску другого человека и почувствовать себя кем-то иным. Учительница хотела, чтобы мы посещали кружки драмы и собрания поздно вечером. Именно тогда я потерял интерес к драмкружку, потому что там не было мест для людей из рабочего класса. Снова ограничения. Урок актерского мастерства ограничивался четырьмя стенами, и тебя судили по знаниям, а не по таланту. Оглядываясь назад, могу сказать, что сама идея сдачи какого-то экзамена, после которого ты можешь стать актером, казалась мне полной чушью.
Вспоминая прошлое, я могу сказать, что у меня была достаточно прогрессивная семья. Но тогда, конечно, я этого не ощущал. Своим воспитанием они не причинили мне вреда. Моя мама всегда смягчала напор отца: «Оставь его в покое, он разберется!» Моя мама была благоразумной ирландкой. Я использую этот термин, потому что были еще и неблагоразумные ирландцы, которые вели себя как монстры по отношению к детям. Была такая семейка Холи Джо. Всякий раз, когда в их семье ребенок совершал проступок, они открывали свой бездонный религиозный ящик, в котором хранили разные виды наказания: от зажигания свечей до приказа немедленно перецеловать все статуи и изображения.
Как-то раз меня поймали за мастурбацией. Мой младший брат Мартин сообщил об этом маме. Я забыл закрыть дверь в туалет.
Он закричал: «Мама, папа, Джонни сидит на унитазе наоборот и делает что-то смешное!» Это был ужас. Позорище. Но мои родители никогда об этом не говорили. Они просто велели Мартину заткнуться. Он тогда был еще совсем маленьким. Можете себе представить этот подход к воспитанию в стиле «Папа лучше знает»
[20] – в конце пятидесятых по телевидению шел такой американский ситком. Должен признаться, меня не притесняли. В семьях среднего класса как раз наоборот детей всегда унижают за то, что считается нормальным явлением.
Меня за плохое поведение наказывали не столь часто, как моего младшего брата Джимми. Вот он-то был проходимцем. Я был тихим и себе на уме. Я не делал ничего ни хорошего, ни плохого.
На рождественских вечеринках я всегда сидел в темном углу. Мой брат же всегда вытанцовывал под аплодисменты родственников. Забавно, что, в конечном счете, именно я занялся танцульками на сцене.
Но все же я был вышвырнут из католической школы в возрасте пятнадцати лет за неприемлемое поведение. Я был гвоздем в заднице – настоящим антагонистом.
Я пялился в упор на людей, и меня ненавидели. Я ничего не вкладывал в свой взгляд, просто веселился. Однако во мне видели будущего маньяка-психопата или массового убийцу.
Если бы меня отправили к психотерапевту, я бы с треском провалил все тесты. Мне бы сказали, что я притворяюсь, хотя я и притворство – понятия несовместимые. Моя учеба в школе была безоблачной, но в итоге превратилась в нечто такое, что все эти люди терпеть не могли. Я раздражал всех до невозможности.
Однажды я опоздал на урок, зашел в класс и сел читать то, что было у меня с собой. Я сделал это специально, чтобы позлить учителя. Он назвал меня антикатоликом и выгнал из класса. Его звали мистер Прентис – я называл его «Мистер Пятна Мочи», потому что он носил этот отвратительный костюм с принтом «собачий зуб»
[21].
В области промежности у него было пятно темно-желтого цвета, присушенное утюгом. Когда позже я узнал, что он умер, я помочился на его могилу.
После того, как «Мистер Пятна Мочи» выкинул меня из школы, я пошел домой и рассказал об этом моим родителям. «Со школой покончено навсегда!» – отсылка к Элису Куперу
[22].
Они направились прямиком к директору, и он сказал, что я не смогу вернуться в школу ни при каких обстоятельствах. «Джон вызывает слишком много проблем, решать которые мы не хотим», – заявили моим родителям. «Нам не нравится его внешний вид. Вы только взгляните на его длинные волосы и потрепанную одежду!» – причитали преподаватели католической школы. Я не носил католическую школьную форму, что для них было смертным грехом. У меня не было ничего общего с модой. Мода в таком контексте так же омерзительна, как и католическая униформа. И у меня, черт возьми, не было денег на покупку ваших облачений, потому что вы, дражайший учитель, имеете дело с бедными людьми.
РЭМБО: У Джона были длинные волосы, и он носил уличную шляпу наподобие тех, что носят хулиганы. А на следующий день я встретил его уже с синими волосами. Он начал менять свой образ еще давным-давно, но делал это весьма своеобразно. Вообще если у тебя синие волосы, то наверняка у тебя может быть много друзей, особенно в Финсбери Парке. Как-то раз я был в уличном кафе и увидел Джона, проходящего мимо. За ним тащились три идиота и пытались всеми возможными способами вывести его из себя. Но Джон был непреклонен и никого не боялся. В какой-то момент я увидел, как Джон врезал одному из них, и тогда я моментально выскочил из кафе. Вместе мы их напрочь раздолбали. Двоих просто уложили, а еще двое испугались и смылись, только пятки сверкали. Джон был маленьким и худым. Он казался беззащитным, но всегда мог постоять за себя.
ДЖОН ЛАЙДОН: В Англии вам придется учиться до шестнадцати лет. Католики более не хотели иметь со мной дела, потому мне пришлось отдать себя в руки государства. Мне пришлось проучиться на год больше. Выгнать меня за тупость католики не могли, поскольку тупым я не был. Мне пришлось идти в то, что они называют спецшколой. Хакни и Стоук Ньюингтон колледж. Там должно было продолжиться мое образование.
Школа Уильям Йорк отправляла нас в географическую экспедицию в Бокс-Хилл. Две недели мы должны были провести в диком Эрнст-оф-Гилдфорд. Предполагалось, что мы должны научиться применять компасы и воспринимать географию с радостью. И скажу вам еще кое-что: вместе с Джоном Грэем и Дэвидом Кроу мы научились искать пабы, которые они по глупости оставили на картах как ориентиры. Удивительно, но мы научились пользоваться этими ориентирами. Бармена больше всего интересовал цвет наших денег. К тому же во всей сельской местности именно эти ребята были первыми, кто открывался с утра и наливал выпивку.
