Интересно, что их музыка привлекала также растаманов, потому что эти ребята были куда более гибкими и толерантными. Вокруг нас всегда были толпы фанатов регги, которые точно так же создавали экспериментальную музыку. До этого были популярны такие направления, как блю-бит и ска
[55], что являлось для провинции настоящим трендом. Было достаточно странно видеть, что у этой ямайской музыки так много белых последователей, изначально поддерживавших движение скинхедов, которые стали предвестниками образования Национального Фронта. Мы находили весьма странными все музыкальные жанры, которые создавали чернокожие, и до сих пор так считаем.
Даже если воспринимать все прибамбасы типа свастики, кожаного бандажа и цепей как что-то недостойное, даже несмотря на то, что мы имели такой странный стиль, мы никогда не проявляли нетерпимости. Для нас не существовало каких-то символов нетерпимости. Однако были символы провокации по отношению к старшему поколению, которое мы хотели устранить, чтобы открыть пространство для молодых голосов.
Чтобы это сделать, мы прибегали ко всем возможным уловкам. Однако свастику мы очень быстро убрали из своих образов, потому что поняли, что это не самый умный способ выражать свою точку зрения. Покаты пользуешься всем этим в узком кругу, наплевать, но когда твоя идеология начинает приобретать массовый характер, ты больше не можешь использовать символ свастики в качестве изображения немецкого декаданса. Широкому пониманию такая интерпретация не поддавалась.
Многие люди ассоциируют Сида Вишеса исключительно с героином. Однако до появления в его жизни наркотиков он был очень веселым парнем. У него было блестящее чувство юмора, он был крайне милым и очень умным. Он чем-то напоминал персонажа из мультфильма. Мы впервые встретили его на одном из концертов, тогда он начал прыгать по танцполу вверх-вниз, пытаясь как следует увидеть группу, делая широкие шаги вперед, и снова подпрыгивая, потому что сзади его кто-то прижимал. До того момента, когда мы начали репетировать вместе для выступления в «СтоКлабе», я не очень хорошо его знал. Но он всегда был в тусовке, всегда был хорошим парнем, пока не связался с Нэнси, самой ужасной женщиной, которую только можно представить, ассистенткой группы The Heartbreakers из Нью-Йорка. До ее появления из наркотиков у Сида были только сульфаты, однако именно Сандерс и Нолан стали источником заразы под названием героин.
Наша близкая подруга Линда имела квартиру на улице Святого Джеймса – туда мы все часто ходили, потому что ни у кого из нас не было квартир в Лондоне. Многие из нас до сих пор жили с родителями, поэтому мы оставались у Линды, ожидая каких-либо событий или сами творя эти события. Линда была кем-то вроде доминатрикс.
Она рассказывала нам истории о знаменитостях с ТВ. Эти люди занимались съемками передач для детей и не только. Помню, как в моей голове мелькали мысли: «Да ладно? Серьезно? Это он?»
Саймон Бейкер тоже снимал квартиру неподалеку, и мы оставались у него. Джордан бывал здесь, как и Сид. И здесь я впервые встретил Нэнси. Никто из нас не понимал, зачем Сид с ней связался. Они казались очень разными. Я не слишком часто встречал Сида после того, как он начал с ней общаться. Разве что Сьюзи и я навещали его после того, как он был арестован за то, что бросил в кого-то кусок стекла в «СтоКлабе». Он сидел в изоляторе в Эшвуде в Кенте, и там его побили; у него был синяк, а сам он был в очень подавленном состоянии.
Сид действительно бросил стекло. Сьюзи и я стояли в тот момент рядом с ним. Он целился в группу The Damned, а я его поддержал, сказав, что эта группа – чушь полная, ничто и ни о чем, пантомима к музыке. Сид допил свой стакан и бросил его в направлении сцены. Но вместо того, чтобы задеть сцену, он попал одной из девчонок осколком в глаз. Это была одна из самых безответственных вещей, которые когда-либо делал Сид. Даже я никогда не видел, чтобы раньше он поступал подобным образом.
КЭРОЛАЙН КУН: Инстинкт подсказывал мне, что Сид этого не делал, но с учетом того, что он на тот момент тусовался возле бара, то, на самом деле, он запросто мог быть к этому причастным. Делал или не делал – мне на тот момент было не важно, мне нужно было его защитить. Поэтому после того, как он вышел на следующий день, я отвела его к одному из адвокатов на Бонд Стрит. Забавно, что мы сначала направились в чайную «Форт-нум и Мэйсон», а затем – в небольшую кафешку, чтобы съесть мороженое. В этих местах до сих пор продают фантастические никербокеры
[56]. В то время это были достаточно помпезные места для высокого класса, и чем выше классом было место, тем больше у тебя было возможности носить то, что хочешь. Именно поэтому я подумала, что с легкостью смогу взять туда Сида.
У него был абсолютно невероятный пиджак. Мы сидели в баре возле фонтана.
Потеряв терпение от прикида Сида, официантка подошла к нему и тихо попросила: «Не могли бы вы снять пиджак?» Сид снял, а под ним у него была порванная грязная рубашка и ожоги по всем рукам. В этот момент официантка ничего не могла сказать, потому что то, что она увидела, оказалось хуже, чем если бы она попросила его оставить пиджак.
Мы сидели и ели вместе мороженое, после чего пошли в суд. Лично я не одобряла того, что звезду рок-н-ролла нужно упечь за решетку. И не считала, что подобная мера пресечения – хороший урок для молодого человека.
СТИВ СЕВЕРИН: Изолятор Эшвуд – это мое последнее живое воспоминание о Сиде. Я был в шоке, когда узнал, что он умер.
Я услышал об этом по радио. Конечно, в этот момент близость между Pistols и тем, что они называли контингентом Бромли, практически сошла на нет. Все мы занимались собственными карьерами, хотя до сих пор были друзьями. Мы нечасто видели Pistols, так как они постоянно уезжали в свой тур Anarchy или устраивали какие-то представления под псевдонимами. Казалось, что все у них шло плохо, и наши дороги не пересекались. Перебежки Нила Стивенсона между двумя фронтами – он работал и на нас, и на Pistols – были непростым моментом. Работа на Малкольма казалась крайне унизительной. Стивенсон чувствовал себя униженным Малкольмом, просто потому что он платил ему три сотни фунтов за всю годовую работу. Хэй подхватил нас, когда у нас всего лишь было несколько сотен фунтов на счету. Но тогда мы уже успели многое сделать. Наша встреча с Pistols в конце концов привела к разрыву. Мы не могли смириться с тем фактом, что пресса уделяет им столько внимания, и все люди с мостов и тоннелей – их поклонники. У нас была другая ассоциация с музыкой.
Я видел первое шоу Sex Pistols. Оно проходило в Нотр Даме.
К тому моменту эта группа уже стала для меня очень значимой. Она уже больше не была такой, как раньше, однако я думаю, что они играли хорошо, и не их вина в том, что все вышло из-под контроля. По-моему мнению, англичане воспринимали музыку как что-то свое, личное, персональное, как секрет, который стоит охранять. Но к тому моменту уже было слишком много людей, поэтому я тоже был задвинут на задворки клуба. Я никогда не возражал против того, чтобы группа становилась популярной. И я никогда не предполагал, что они изменятся. Они всегда были живыми и зажигательными. Однако группа, которую я видел в тот момент, уже была не для меня. Мне просто нравилось стоять и смотреть, как они работают. Я помню, как я думал, что между ними что-то происходит, что-то их съедает.
