Когда они уходят, Джиника затихает. Отворачивается от учебника и от игрушек, оставшихся на одеяле. Выглядит она паршиво. Еще бы! Рак уже захватил печень, таз и пах. Темные подглазья, кожа да кости. С усилием тянется к своей сумке, которую я ей подаю. Порывшись в ее глубинах, выуживает оттуда леденец на палочке, но я знаю, что это не лакомство. Это мощное обезболивающее, фентанил.
– Давай-ка устроим перерыв, – говорю я. – Хочешь, пойдем в дом? Здесь что-то жарко.
– Не надо мне перерыва, – отрезает она.
– Хорошо. Принести тебе что-нибудь?
– Нет. – Молчание. – Спасибо, – уже мягче добавляет она.
Чтобы она передохнула, я переставляю свой стул из тени на солнце и наконец позволяю себе расслабиться. Закрываю глаза, подставляю лицо вечернему солнышку, слушаю, как гудят вокруг пчелы, зарываюсь ступнями в прогретую за день траву. Бесконечно длительный день близится к своему закату.
– Ваш муж тоже принимал это? – врывается в мысли голос Джиники.
Открываю глаза. Она помахивает своим леденцом.
– Нет. Он был на морфии. Внутривенно.
– Это сильней, – говорит она, облизывая леденец. – А меня от морфия тошнит.
Перемены, которые произошли в ней с тех пор, как мы встретились, разительны, но заметны не сразу. Понятно, что внешне она изменилась, но ведь и внутренне тоже. Тело истощено, но кругозор сделался шире. Речь стала более индивидуальной, если, конечно, она не выстраивает вокруг себя стену, и порой мы беседуем с ней как вполне взрослые люди. Она набралась уверенности в себе. Знает, чего хочет. Конечно, она это и раньше знала, но теперь иначе выражает себя, свои мнения и эмоции. Обрадовалась, поняв, что способна прочесть вкладыш к лекарству от кашля, прописанному Джуэл. Читает дочери на ночь. Вообще, грамотность делает ее менее уязвимой.
– Похоже, у вас в доме привидение. Фотографии переставляет.
Сквозь открытую во дворик дверь я следую за ее взглядом внутрь дома, в гостиную. Надо думать, она имеет в виду каминную полку, откуда исчезла наша с Гэбриелом фотография из более счастливых времен. Я заменила ее той, что свалилась со стенки. Такую же, только поменьше, вставила в раму. Джиника заметила это, когда пришла сегодня на урок, и я ждала расспросов, но, как ни странно, она их отложила.
– Мы с Гэбриелом расстались.
– Да? – удивляется она. – Что, на вранье попался?
– Нет. У него есть дочь, которая в нем нуждается, для него она важнее, чем я. – Говорю, немедленно чувствую себя виноватой, что подаю Гэбриела как плохого парня, и эта моя реакция подсказывает мне, что вовсе не Ава – истинный повод к разрыву. Магический эликсир отрицания действительности истощил свою силу.
– Сколько ей лет?
– Столько же, сколько тебе. – Надо же, этот факт до меня впервые доходит. Джиника кажется мне на сто световых лет взрослей.
– Что значит «она в нем нуждается»? Она что, больна?
– Нет. Но у нее проблемы. И в школе, и дома. Она выкидывает всякие фортели. Пьет, курит, тусуется. Не ладит с матерью и будущим отчимом. Гэбриел решил, что будет лучше, если она переедет к нему.
– Вместо вас?
– Ну, в общем, да.
– То есть он бросил вас из-за того, что его дочь – засранка?
– Ну, ей правда нужна стабильность, – говорю я, стараясь унять свой цинизм. – И это не он меня бросил. Я сама с ним порвала.
По правде сказать, мне порядком надоело скармливать ей эту историю малыми порциями. Ведь, со своей стороны, она сама поступает именно так, и, если продолжать в этом духе, мы ни к чему путному не придем. Я прячу лицо в ладонях.
– Я устала его ждать, Джиника. И потом, он не поддержал меня в том, чем я сейчас занимаюсь.
– Это ревность, – с пониманием кивает она, глядя на пустое одеяло, по которому разбросаны игрушки Джуэл.
– Нет! – хмурюсь я. – Почему ты сказала «ревность»?
– Ну, так это же понятно. Ваш муж сделал вещь удивительную, то, что другие люди теперь стараются повторить. Он начал большое, важное дело. А этот ваш парень – как ему конкурировать с мертвым мужем? Он же не может, так? И не важно, как классно он справляется с обрезкой деревьев или что он там еще делает. Вот он и говорит себе: раз она собирается проводить время с бывшим мужем, я пущу к себе вместо нее дочь. Посмотрим, как ей это понравится.
Я поражена. Такая точка зрения, как ни странно, не приходила мне в голову. Мог ли Гэбриел ревновать к Джерри? Почему нет, ведь именно так я сама относилась к его бывшей жене!
– Джиника, ты наимудрейшая из всех, кого я знаю.
– Ну да, я даже написать «наимудрейшая» не смогу, – бормочет она, смущенная похвалой.
– Не думаю, что умением писать определяется мудрость.
– А чем?
– Ха, если бы я знала! – криво улыбаюсь я.
– Вот дали бы мне эту его дочку на пять минут, уж я бы вправила ей мозги. – Джиника явно настроена меня оборонять. – Сила у меня, конечно, уже не та, что раньше, но на то, чтобы вогнать ей в задницу этот вот леденец, хватит.
– Благодарю тебя, Джиника, это так трогательно, но не метишь ли ты в учительские подлизы?
– Мы защитим вас, мисс! – подмигивает она.
– Послушай, а здорово ты придумала! Твой леденец сначала боль причинит, а потом боль снимет!
Она в голос хохочет, настоящим открытым смехом, и лицо у нее светится.
– А могу я еще раз спросить тебя про отца Джуэл? – опять, пользуясь моментом, осторожно интересуюсь я.
– Я всего лишь хочу написать письмо.
– Извини. – Я тянусь к книге.
– Я не это имела в виду. – Она кладет руку на обложку, чтобы не дать мне ее открыть. – Я имела в виду, что хочу, чтобы у Джуэл осталось от меня письмо. Мне не нужно, чтобы вы занимались всяким этим восстановлением порванных связей, как для жены Берта и ее сестры.
– Ладно. – Мне кажется, что она видит меня насквозь. Неужели знает? Знает и проверяет меня? Может, отец уже был у нее? Я не могу это так оставить. – Кстати, Джиника, раз мы об этом заговорили, – нервно говорю я. – В субботу я видела твоего отца.
Она сощуривает глаза, и ее взгляд меня жалит.
– Что?!
– Я подумала, что делаю недостаточно, и вот…
– Что вы ему сказали? Где вы встретились?
– Я села к нему в автобус, 66A. Ты сказала мне, это его маршрут. Я проехала до конечной, а потом назад. И когда выходила, подошла к нему и сказала, что мы с тобой знакомы, что ты чудесная, невероятно храбрая и мужественная, что я беру с тебя пример и что он должен тобой гордиться.
Она хмурится и всматривается в меня, чтобы понять, правду ли я говорю.
– Это все, честное слово. Я только хотела, чтобы твои родители знали, какая ты удивительная.
