Никому, кроме Ричарда, я еще не рассказывала так много о себе и вдруг испугалась, что слишком разоткровенничалась. Алиса сидела в спокойном молчании.
– Уверена, что ты ничего не боишься, – сказала я.
– Еще как боюсь, – ответила она, потянув за кончик нитку из передника, – я боюсь лживых людей.
* * *
В ту ночь я внезапно проснулась. В комнате было темно, и я уловила лишь слабый запах обгорелого свечного фитиля. Что-то разбудило меня – шум или движение. Возможно, это был Пак… иногда он оставался спать в нашей комнате. Опять закрыв глаза, я поудобнее свернулась под стеганым одеялом, но не смогла избавиться от ощущения, что за мной кто-то следит. Откинув одеяло, я подползла к краю кровати и, когда глаза привыкли к полумраку, взглянула на выдвижную кровать Алисы. В лунном свете слегка выделялись белые простыни. Но ее узкая постель была пуста.
Внезапно где-то у меня за спиной прозвучал чей-то вздох, и я поняла, что в комнате есть еще кто-то. Медленно оглянувшись, я обшарила взглядом темные углы и едва не подскочила от страха, увидев высокую фигуру в белой ночной рубашке, она стояла прямо за моей кроватью, рядом с изголовьем. Крик замер у меня в горле.
– Алиса? – прошептала я, еле слыша собственный голос из-за шума в ушах.
Она не двигалась, правда, слегка покачивалась. Мне не удалось разглядеть ее лица.
– Алиса, – чуть громче сказала я, – ты пугаешь меня.
Не произнеся ни звука, она вернулась к своей кровати и улеглась в нее. Я еще долго не могла успокоиться и забылась сном, лишь когда за окном начало светать.
– Ты помнишь, что происходило прошедшей ночью? – спросила я утром умывающуюся Алису. Она недоуменно взглянула на меня, и я пояснила: – Ты стояла за моей кроватью.
– Что… я?
– Да. Ты напугала меня. Я думала, у меня сердце остановится.
Продолжая изумленно смотреть на меня, она призналась, что ничего не помнит.
– Так ты ходишь во сне?
– Да, но только…
Она умолкла и продолжила умываться.
– Только что?
– Ничего.
Спустя несколько ночей я проснулась с тем же тревожным чувством, и опять Алиса маячила, точно призрак, в лунном свете, а через пару ночей ее блуждания повторились. И я постоянно испытывала тревогу, мне казалось, что она охраняла меня от неведомой опасности, названия которой я не смогла бы назвать, даже если бы поняла, в чем она заключается.
* * *
В доме моей матери была замечательная кухарка, миссис Нейв, именно благодаря ей ко мне после долгой зимней спячки вернулся аппетит. Она подкармливала меня яблочными пирогами, хлебом с маслом, печеньем, имбирными пряниками и марципаном. К столу подавали нежнейшего лосося под сливочным, приправленным петрушкой, соусом, устричные пироги и говядину, мягкую и розовую в середине. Взбитое картофельное суфле, масляную морковь и сырные пироги, обжигавшие мне язык. Каждый вечер я принимала настойку шиповника, бренди с корицей, и постепенно мои впалые щеки порозовели. Меня перестала мучить тошнота, и вообще я чувствовала себя здоровой. После нашего разговора с Алисой о хозяйстве моей матери я поменяла уголь в каминах на дрова, а сальные свечи – на восковые, дав указание поставщикам направлять все счета непосредственно Ричарду.
Однажды утром толчки в животе разбудили меня незадолго до рассвета, когда солнечные лучи уже начали рассеивать мрак ночи. Я накрыла ладонями округлившийся живот, тугой и натянутый, как кожа на барабане, размышляя о странных новых ощущениях и прислушиваясь к ровному дыханию Алисы. Как частенько бывало раньше в утреннем уединении, мне опять вспомнились зловещие слова из письма доктора Дженсена, и я, выскользнув из кровати, тихо прошла к окну. В вышине сияли прекрасные синие небеса, но подступавший к дому парк еще оставался в тени. За ним в долине виднелась деревня.
За ночь воздух в нашей теплой спальне стал тяжелым и спёртым, поэтому мне захотелось выйти из дома, я нашла плащ и накинула его прямо поверх ночной рубашки. В коридоре было тихо, дверь в комнату моей матери в дальнем конце была закрыта. Я тихо спустилась в кухню, во рту у меня пересохло, и я мечтала утолить жажду спелой грушей или сочным абрикосом. Я взяла грушу из стоящей на полу корзины, прошла к задней двери и, повернув ключ в замке, вышла на крыльцо и с удовольствием откусила мягкий фрукт, прямо надо мной уже занимался рассвет и щебетали птицы. Грушевый сок стекал по моим рукам и подбородку, я смотрела в небесную высь, в голову лезли разные мысли, но думать ни о чем не хотелось. Мой живот подрагивал, его колотили и пинали изнутри крошечные кулачки и ножки.
– Доброе утро, – прошептала я, – мы хотим посмотреть восход солнца?
Мою кожу вновь начало покалывать, и я рассеянно почесала ее, когда мое внимание привлекло что-то на краю рощицы. Там, между стволами деревьев, мелькало какое-то животное. В утреннем свете его окраска выглядела такой же, как у Пака, но ведь пес крепко спал на турецком ковре. Прислонившись к стене, я тихо наблюдала за его продвижением: петляя между деревьями, это гибкое животное, казалось, хотело незаметно подобраться ближе к дому. Это была лисица. Она заметила мой взгляд, и мы смотрели друг на друга, словно играя в «гляделки», ждали, кто кого переглядит, но вдруг большая птица, грач или ворон, взлетела с верхушки дерева и, хлопая крыльями, с карканьем взмыла в синее небо. Когда я вновь посмотрела в сторону лисы, она уже исчезла, но почему-то это видение потянуло за какую-то ниточку в клубке моей памяти. Но поняла я, что же именно мне вспомнилось, только когда поднялась обратно в комнату и увидела, что Алиса уже заправляет кровать. Она взглянула на меня, и я тут же все поняла: ее глаза были такого же цвета, как у лисицы, точно две золотые монеты, блестевшие под лучами солнца.
Глава 12
Два письма прибыли одновременно: одно для меня, второе для моей матери, оба от Ричарда. И хотя это были всего лишь сложенные бумажные листы, у меня возникло ощущение, словно он сам прибыл к нам в дом, ворвался нежеланным гостем. Его наклонный почерк всегда выглядел торопливым, даже если он уделял написанию полное внимание, и сейчас в каракулях на внешней стороне письма также с трудом угадывалось мое имя. Моя мать тут же развернула послание и начала читать, а я просто убрала его в сумочку.
Алиса отправилась в лес. Она занималась там поисками растений для выращивания в кухонном огороде, и я частенько, выглядывая в окно, видела, как она копается там на коленях, подобрав юбки, и как ее белый чепец мелькает среди зелени. Через пару дней после того, как кожа у меня начала чесаться, я заметила, как она вошла из сада в дверь кухни с горсткой каких-то плоских зеленых листочков, а потом принесла их ко мне в комнату. Она велела мне втирать их в кожу там, где она будет чесаться, и вскоре почесуха прекратилась, и моя кожа вновь стала молочно-белой.
– Когда мы ехали сюда, ты говорила, что дети не стоят тех сложностей, которые требуются, чтобы их вырастить.
