Все это я говорила, с трудом переводя дух, и Кэтрин передала мне кубок эля, незаметно принесенного почтительным слугой. По сравнению с суматошной жизнью в доме Лоу, здесь царила такая же, как у нас в Готорпе, спокойная сдержанность. Отец Роджера строго взирал на меня со своего портрета.
– Роджера нет дома… не помню, куда он поехал. Ох, Флитвуд, я так разволновалась. Скажите мне, чем я могу помочь вам?
– Мне нужна Алиса, – слабым голосом произнесла я, – нужно вызволить ее из тюрьмы. Только она способна облегчить мою боль; она знает много лекарственных трав и умеет делать целительные настойки.
– Может, пока спросить совета у аптекаря? Давайте я пошлю нашего слугу, он быстро доскачет до него.
– Нет. Мне нужна Алиса. Только она способна помочь мне. Только Алиса. Уже нет времени писать письмо Роджеру или в замок… придется съездить туда самой, чтобы получить ее помощь.
– Нет, вам лучше вернуться домой… но для начала вам необходимо отдохнуть у нас. Я прикажу приготовить для вас комнату и сообщу Роджеру, когда он вернется, что ради вашего здоровья надо освободить Алису.
Мне вдруг подумалось, каково жить под замком в одной из множества комнат дома Роджера. Не намного лучше, чем в темнице Ланкастера: он ведь мог запереть меня, а ключ выбросить.
– И вы думаете, Кэтрин, что сможете убедить его выпустить ее? – простонала я.
Ее глаза исполнились сочувствия, морщинистое лицо помрачнело. Она растерянно помолчала, подыскивая слова утешения.
– Я знала одну отличную акушерку из Ливерпуля, но, с тех пор как я общалась с ней, прошло много лет, и теперь даже не представляю, как с ней связаться и…
– Нет, мне необходима именно Алиса.
Кэтрин страдальчески заломила руки.
– Флитвуд, я… Ее же посадили в тюрьму Его Величества. Я не представляю, как…
– Только до суда, – быстро вставила я, – боюсь, моя жизнь в большой опасности.
Впервые в моем голосе прозвучал страх, и на сей раз я говорила правду.
– Но эту женщину обвиняют в колдовстве. А такое обвинение чревато смертной казнью; ей не позволят свободно бродить до суда. Она же может сбежать!
Внезапно я осознала, что за нами следят, причем не строгие живописные лица с картин на стенах этого парадного зала. Оглянувшись в сторону двери, я увидела пристальный взгляд пары больших бледных глаз. Дженнет Дивайс продолжала откровенно разглядывать меня, и в ее взгляде светился не по годам цепкий и трезвый ум. Я понимала, что смешно бояться ребенка, но от нее исходила сила какого-то пугающего хитроумия. Ведь ухитрилась же она украсть мое ожерелье, да так, что никто этого даже не заметил! Не хотелось бы мне, чтобы она жила в моем доме, беззвучно скользя по половицам и, точно привидение, возникая в дверных проемах.
– Кэтрин, не могли бы вы попросить кого-то из слуг позаботиться о моей лошади? В спешке я просто оставила ее возле входа, надеюсь, она еще никуда не забрела.
Живо поднявшись с кресла, Кэтрин быстро ушла, стремясь хоть чем-то помочь мне. После ее ухода, Дженнет проскользнула в зал, прошла к камину и опустилась на колени перед одним из жестких дубовых кресел. Очевидно, принеся с собой какие-то обрезки ткани, она принялась раскладывать их на сиденье. Не в силах скрыть любопытства, я встала и направилась к ней.
– Что это у тебя, Дженнет?
Я заметила, что сложенные обрезки связаны нитками так, что походили на человеческие фигурки – верхний узел отделял головку, а благодаря остальным завязкам обозначились ручки и ножки. Раньше мне приходилось видеть таких тряпичных куколок в церкви, их использовали для того, чтобы успокоить плачущих малышей, зажав куколок в кулачках, они разглядывали их и переставали плакать. Заглянув в ее родной дом, я убедилась, что Дженнет не избалована игрушками.
– Кто тебе дал их? – спросила я. – Роджер?
– Я сама сделала, – ответила она своим резким писклявым голоском.
– Какая умница, ты еще и набила их чем-то. Что у них внутри?
– Овечья шерсть.
Несомненно, она принесла их сюда специально, чтобы показать мне, подобно тому, как кошки приносят пойманную мышку к ногам хозяина. Я посмотрела на ее бедное, бесформенное платье: все в ее облике свидетельствовало о несчастной, лишенной родительской заботы жизни. И из-за этого ребенка теперь несчастье ждет многих других людей. Мне захотелось схватить ее за тощие плечики и встряхнуть так, чтобы у нее лязгнули зубы и вытаращились глаза. Мне хотелось накричать на нее, чтобы она отказалась от всех своих слов, от всей той лжи, что она наболтала своим хитрым язычком. Мне даже смотреть на нее было противно. Я вернулась обратно на кресло.
Дженнет выразительно что-то нашептывала, и от ее шепота у меня невольно зашевелились волосы на голове.
– Что ты там бормочешь? – так резко спросила я, что она изумленно оглянулась и смерила меня презрительным взглядом.
– Молитву об утолении жажды, – с невинным видом ответила она.
– И как же она звучит?
– Crucifixus hoc signum vitam Eternam. Amen
[26].
Пристально наблюдая за ней, я попыталась понять смысл этих слов. Не слишком часто берясь за книги, я подзабыла латынь. Но, в общем, поняла, что речь, видимо, идет о кресте и вечной жизни. А если так, не из-за своей ли католической веры и оказались в тюрьме Дивайсы? Нет, это бессмысленно – половина жителей Пендла оставались католиками. И Роджер знал об этом, но пока они каждую неделю посещали церковь и просто молились, скромно потупив глаза, он не доставлял им неприятностей.
Дженнет приблизилась к столу и взяла стоявший рядом со мной пустой оловянный кубок. Она поднесла его к воображаемым губам своих кукол, чтобы они могли напиться.
– А откуда, Дженнет, ты узнала эту молитву?
– От бабушки, – прошепелявила она.
– Ты хочешь сказать, что она давала тебе напиться?
– Нет, – решительно возразила она, – жажда утоляется молитвой. А питье приносится.
– В каком смысле?
– Как-то таинственно, само собой.
Все, сказанное ею, звучало на редкость загадочно. Была ли я сама в детстве такой же не по годам развитой? Почти наверняка не была. Однако ее объяснение пробудило во мне одно давнее воспоминание, и оно появилось перед моим мысленным взором. Убитые кролики; присевшая рядом с ними Алиса.
«Я не убивала их. Их убили».
Какова причина таких странных уточнений?
Возможно, к Дженнет следовало искать особый подход. Как Ричард говорил о своих ловчих птицах, преданность надо заслужить, а не требовать. Мне вспомнилась недавняя угроза Роджера, заявившего, что при особом поощрении Дженнет способна «вспомнить» и других гостей в ее доме. Только совсем не хотелось думать о тяжких последствиях такого поощрения.
