Атак повстанцы, по его словам, не начинали, но ожесточенный огневой бой шел весь день. Несколько выпущенных по кладбищу мин из-за плохой позиции и короткой дистанции урона, вероятно, не нанесли. Поджог крыши, похоже, произошел после 14.00: «чувствуется запах бензина, крыша охватывается гудящим пламенем, капает растопленный фосфор, дым его страшно душит. Дело явно приближается к концу.
Западная часть с колокольнями в огне; он гудит и захватывает алтарь, и всю северную часть. Мы пробуем локализовать пожар, но это невозможно. Поток огня неудержим. Над моей головой лопается мина. Крыши и верхних этажей уже нет, и она попав в пол 1-го этажа рвется и обдает нас сверху огнем, щепками и пылью, к счастью раненых нет». В 17.00 раненный в язык Роговской передал руководство командиру артвзвода обер-лейтенанту Владимиру Егорову. Началась подготовка к прорыву
[1022].
Уходя, шуцкоровцы добивали всех нетранспортабельных раненых. Спустя неполных две недели один из участников событий, скрывавшийся под инициалами «Ан. Б.», описывал это, в частности, как он лично застрелил своего друга Лелика (вероятно, Алексея или Олега). По его словам, причиной было желание избавить раненых, некоторые из которых убивали себя сами, от мучительной смерти в руках повстанцев, которых «Ан. Б.» называл «полузверьми»
[1023]. Здесь уместно вспомнить, что партизаны 4-й дивизии несли ответственность за массовые убийства военнопленных и гражданских при первом захвате Травника в октябре 1944 г. В ответ на упорное сопротивление хорватского гарнизона тогда были убиты все попавшие в плен усташи и многие военнослужащие Домобранства. В городской больнице были перебиты 70 раненых солдат, несколько гражданских пациентов и две медсестры, а около 400 гражданских были заперты и подорваны в туннеле табачной фабрики. В Витязе два 14-тилетних партизана по приказу комиссара убили 40 пленных домобранов
[1024]. Поэтому, вероятно, несмотря на свою жестокость, действия русских были оправданы логикой войны.
В 19.42 люди Попова выпустили последние три мины, после чего разбили панорамы минометов и присоединились к остальным. Сам он принял под командование отделение с двумя ручными пулеметами. Первой из ворот в южном направлении вырвалась ударная группа лейтенанта Евгения Головко, огнем двух ручных пулеметов, ручными и дымовыми гранатами расчищавшая путь остальным. «За ним выбегают 11 усташей с примкнутыми штыками, бросаясь в темноту. Хаос. Стрельба с обеих сторон не смолкает. Слышны крики. Выбегает I отделение артиллерии во главе с фельд[фебелем] Л[еонидом] Романовым, его поглощает темнота и неизвестность. Жутко стоять и ожидать своей очереди. II отделение] унт[ер-офицера] Пекарского выбегает образуя в дверях пробку, люди жмутся и боятся темноты. Ун[тер-офицер] Козлов держа во рту гранату принуждает палкой миновать опасную зону. Максим с характерным ему ритмом бьет прямо в дверь. Очередь за мной. […] В селе явно шла рукопашная со всеми ее ужасами. Открываю железную дверь рывком. «За мной!» крикнул рядом стоящим и собрав в комок все силы я бросился вперед. […] Помню как католический священник нас благословлял и удивлялся спокойствию идущих на смерть. «Это могут сделать только русские», сказал он».
В хаотичном бою основная масса русских и хорватов смогла прорваться и к утру достичь немецких позиций у Зеницы, но партизанам удалось отрезать от своих ехавших на уцелевших лошадях и мулах раненых. На падавших и отстававших не обращали внимания. Так погиб, например, унтер-офицер Лев Мартьянов, которому осколком или пулей сбило очки и он, ничего не видя, остался стоять с залитыми кровью глазами. Попов лично убил из своего пистолета-пулемета не менее трех повстанцев: одного в селе, прежде чем сам получил ранение ноги, и двух пулеметчиков, от страха прекративших огонь, уже за ним
[1025].
Когда партизаны подошли к монастырю, из подвалов с поднятыми руками вышла группа оставшихся русских, гражданские и монахи, которые, согласно утверждениям Башича, участвовали в обороне с оружием в руках. От пленных удалось узнать, что во время осады они подбадривали и призывали к стойкости солдат. По данным НОАЮ погибло 42 (в том числе 10 убито своими или покончило с собой) и попало в плен 28 человек из числа окруженных, было захвачено три орудия, четыре миномета, тяжелый пулемет «Бреда», два ручных пулемета и 43 винтовки. Собственные потери XI бригады были оценены (вероятно, занижены) в двух убитых и пять раненых
[1026]. Эмигрантские же источники называют число безвозвратных потерь 4-го полка примерно в 50 военнослужащих.
Можно сказать, что оборона Гучьей Горы в определенной степени сковала действия НОАЮ на всем участке и позволила немецким частям, в том числе основным силам 4-го полка оттянуться к Зенице. Кроме того, люди Эйхгольца приняли участие в ряде других серьезных боев. Например, известно о гибели 17 февраля лейтенанта 2-й роты Александра Измайлова. 21 февраля I батальон вел бой за Букве и отступил к Толовичам, в тот же день получил ранение командир конного взвода лейтенант граф Николай Коновницын. На Букве наступали 3-я и тяжелая роты 4-го батальона VI бригады, начавшие атаку на западную окраину села еще на рассвете. По воспоминаниям партизана Николы Япунца, русские выждали и встретили атакующих шквальным огнем с ближней дистанции. Понеся потери, рота обратилась в бегство, но примерно в 30 м перед позициями шуцкоровцев остались лежать ее командир Никола Вучкович и ротная санитарка Муньиза Зора. Именно она закричала своему растерявшемуся начальнику: «Возвращай роту и атакуй!», а сама начала забрасывать гранатами ближайший бункер. Вторая атака оказалась успешной
[1027].
Тяжелые потери в февральских боях привели к сокращению структуры 4-го и 5-го полков до двух батальонов. Если во втором случае III батальон к началу марта, как писалось выше, фактически прекратил существование, то в первом его личный состав 24 февраля был отправлен на доукомплектование остальных двух, но штаб во главе с гауптманом Христофоровым организационно был сохранен.
Активные и упорные действия частей РК принесли награды большому количеству солдат и офицеров. Например, приказом генерала фон Лейзера от 15 марта Железными крестами II класса были награждены сразу девять военнослужащих 4-го полка: обер-лейтенанты Арсений Низовцев и Владимир Егоров, лейтенант Евгений Головко, фельдфебель Павел Соловьев, ефрейторы Василий Михейкин, Петр Вототелов, Петр Старощук, Иван Самарский и стрелок Нарпи Урасов
[1028].
