– Верно, – кивнул Куп.
– Тогда почему она могла бы ощутить такое непомерное горе и такой стыд?
Джордж припер Купа к стенке, и мы все это понимали.
– Во время родов Кэти использовала разные защитные механизмы. Любой из них мог быть задействован в тот момент, когда она поняла, что ребенок умер.
– Как удобно, – заметил Джордж.
– Протестую! – выкрикнула я.
– Поддерживаю.
– Доктор, вы сказали: первое, что вспомнила Кэти о родах, было то, что она не хотела испачкать кровью простыни, поэтому пошла рожать в коровник.
– Да.
– Она не вспоминала о самом ребенке.
– Ребенок появился после родов, мистер Каллахэн.
– Так говорил мне отец сорок лет назад, – улыбнулся прокурор. – Я имею в виду, что обвиняемая не помнит, как держала ребенка или нянчилась с ним, так ведь?
– Все это произошло после рождения. После диссоциации, – пояснил Куп.
– Ну, тогда мне представляется бессердечным беспокоиться о простынях, когда женщина, очевидно, захвачена мыслью о рождении ребенка.
– В то время она не была этим захвачена. Она была очень напугана и находилась в состоянии диссоциации.
– Значит, она была не похожа на себя? – подгонял Джордж.
– Точно.
– Тогда можно даже сказать, что тело обвиняемой было там, рожая ребенка, испытывая боль, а ее сознание – где-то в другом месте?
– Правильно. Можно действовать механически, даже пребывая в состоянии диссоциации.
Джордж кивнул:
– Есть ли такая возможность, что часть Кэти Фишер, физически присутствующая и способная механически родить ребенка и перерезать пуповину, могла также физически присутствовать и быть в состоянии механически убить ребенка?
Куп некоторое время молчал.
– Существует ряд возможностей, – произнес он.
– Буду считать данный ответ положительным. – Джордж направился к столу прокурора. – О, еще один – последний вопрос. Давно ли вы знаете мисс Хэтэуэй?
Не успев сообразить, что рискую, я уже была на ногах.
– Протестую! – прокричала я. – Актуальность? Основание?
Наверняка многие заметили, как покраснело мое лицо. В зале суда воцарилась тишина. Выражение на лице Купа, стоящего на трибуне для свидетелей, говорило о том, что ему впору провалиться сквозь землю.
Судья Ледбеттер, прищурив глаза, посмотрела на меня.
– Подойдите, – сказала она. – Какое это имеет отношение к суду, мистер Каллахэн?
– Хотелось бы отметить, что мисс Хэтэуэй на протяжении многих лет сотрудничает с данным свидетелем.
У меня вспотели ладони, прижатые к полированной поверхности судейской скамьи.
– Мы никогда прежде не работали вместе в суде, – сказала я. – Мистер Каллахэн пытается настроить против меня присяжных, показывая, что мы с доктором Купером знаем друг друга лично и в профессиональном плане.
– Мистер Каллахэн? – обратилась к нему судья.
– Ваша честь, полагаю, здесь имеет место конфликт интересов, и я хочу, чтобы присяжные об этом знали.
Пока судья взвешивала наши высказывания, мне вдруг вспомнился тот первый раз, когда Кэти призналась, что знает отца ребенка. Через окно за нами подглядывала полная белая луна, и Кэти замирающим голосом произнесла вслух имя Адама. А всего десять минут назад: «Воспоминания – все, что у меня осталось, а ты выдала мой секрет».
Если Джордж Каллахэн сделает это, он ограбит меня.
– Хорошо, – сказала судья. – Разрешаю вам продолжить допрос.
Я вернулась к адвокатскому столу и села рядом с Кэти. Почти сразу она потянулась к моей руке и сжала ее.
– Давно вы знакомы с защитником? – спросил Джордж.
– Двадцать лет, – ответил Куп.
– А правда, что у вас с ней не только профессиональные отношения?
– Мы с ней давние друзья. Я бесконечно ее уважаю.
Джордж смерил меня взглядом с головы до ног, и в тот момент у меня возникло сильное желание двинуть ему в зубы.
– Друзья? – настаивал он. – Ничего больше?
– Это вас не касается, – отпарировал Куп.
Прокурор пожал плечами:
– Так же думала и Кэти, и посмотрите, куда это ее завело.
– Протестую! – сказала я, поднявшись так стремительно, что едва не увлекла за собой Кэти.
– Поддерживаю.
– Беру свои слова назад, – улыбнулся мне Джордж.
– Пошли, – немного погодя сказал мне Куп, когда его отпустили и судья объявила перерыв на кофе. – Тебе надо прогуляться.
– Мне надо остаться с Кэти.
– Нянькой побудет Джейкоб, правда? – спросил Куп, похлопав брата Кэти по плечу.
– Конечно, – откликнулся Джейкоб, чуть выпрямившись на стуле.
– Ладно.
Я вслед за Купом вышла из зала суда под негромкий аккомпанемент гула голосов репортеров, по-прежнему сидящих на галерее.
Едва мы дошли до вестибюля, как прямо передо мной мелькнула вспышка камеры.
– Это правда, – начал репортер, приблизившись ко мне почти вплотную, – что…
– Можно мне кое-что сказать? – дружелюбно прервал его Куп. – Знаете, какой у меня рост?
Репортер нахмурился:
– Шесть футов два дюйма? Шесть футов три?
– Около того. Знаете, сколько я вешу?
– Сто девяносто фунтов.
– Прямо в точку. Знаете, я сейчас всерьез подумываю отобрать у вас эту камеру и шмякнуть об пол.
– Полагаю, вы во всех смыслах телохранитель, – ухмыльнулся репортер.
Я схватила Купа за руку и потащила в коридор, где нашла пустую комнату для совещаний. Куп уставился на закрытую дверь, словно размышляя, не пойти ли ему за репортером.
– Не стоит выносить это на публику, – сказала я.
– Но подумай о психологическом удовлетворении.
Я опустилась в кресло:
– Не могу поверить, что ни один не попытался сфотографировать Кэти, но они пошли за мной.
Куп улыбнулся:
– Если они станут гоняться за Кэти, то это выставит их в невыгодном свете – нарушение свободы вероисповедания и прочее. Но им все же необходима какая-то сенсация. Остаетесь вы с Каллахэном, и, поверь мне, камера полюбит тебя больше, чем его. – Он помолчал. – Ты выступила потрясающе.
Пожав плечами, я сбросила с ног туфли:
– Ты сам был чертовски хорош. Лучший свидетель из тех, что у нас были…
– Что ж, спасибо…
