По непонятным для меня причинам с каждым словом из показаний Оуэна Кэти все глубже замыкалась в себе. По всем соображениям она должна была радоваться, как и я. Даже небольшая колкость Джорджа в конце его перекрестного допроса не могла увести от того факта, что в организме ребенка была обнаружена эта фатальная бактерия. Теперь у присяжных должны были возникнуть обоснованные сомнения, так необходимые нам для оправдания.
– Кэти, – наклонившись к ней, сказала я, – ты хорошо себя чувствуешь?
– Пожалуйста, Элли. Можем мы сейчас поехать домой?
У нее был несчастный вид.
– Ты заболела?
– Ну, пожалуйста.
Я глянула на свои часы. Было полчетвертого – рановато для дойки, но судья Ледбеттер никогда об этом не узнает.
– Ваша честь, – поднимаясь, сказала я, – если суд не возражает, мы бы хотели отложить заседание до завтра.
Судья взглянула на меня поверх очков:
– Ах да. Дойка. – Она бросила взгляд на Оуэна Зиглера, теперь сидевшего на галерее. – Что ж, на вашем месте я бы не преминула по окончании вымыть руки. Мистер Каллахэн, вы не возражаете против того, чтобы, в связи с работами на ферме, перенести заседание на завтра?
– Нет, Ваша честь. Мои куры будут страшно рады меня видеть. – Он пожал плечами. – Ох, верно, у меня нет кур.
– Не стройте из себя сноба, советник, – нахмурилась судья. – Ну хорошо. Встречаемся завтра в десять. Заседание закрыто.
Неожиданно мы оказались в окружении людей: Леда, Куп, Джейкоб, Сэмюэл и Адам Синклер. Куп обвил рукой мою талию и прошептал:
– Надеюсь, у нее твои мозги.
Я не ответила, наблюдая, как Джейкоб пытается рассмешить Кэти своими шуточками. Сэмюэл держался как натянутая тетива, стараясь не задеть плечом Адама. Со своей стороны Кэти старалась не выдавать своих чувств, растягивая губы в деланой улыбке. Неужели только я замечала, что она вот-вот сорвется?
– Кэти, – выступив вперед, сказал Адам, – хочешь прогуляться?
– Нет, не хочет, – ответил за нее Сэмюэл.
Адам в удивлении повернулся:
– По-моему, она может говорить за себя.
Кэти прижала пальцы к вискам:
– Спасибо, Адам, но у нас с Элли есть планы.
Это было для меня новостью, но, заглянув в ее умоляющие глаза, я кивнула.
– Нам надо обговорить ее свидетельские показания, – сказала я, хотя на самом деле собиралась обойтись без ее показаний. – Нас отвезет Леда. Куп, можешь развезти по домам всех остальных?
Мы отбыли таким же образом, как и в пятницу: Леда подъехала к задней части здания суда, где ее ждали мы с Кэти. Потом мы вернулись к входу в здание, проехав мимо всех репортеров, ожидающих появления Кэти.
– Милая, – сказала мне Леда несколько минут спустя, – этот доктор, выступавший твоим свидетелем, просто нечто!
Я смотрелась в зеркальце над пассажирским сиденьем, стирая подтеки туши под глазами. Кэти, сидевшая у меня за спиной, уставилась в окно.
– Оуэн – хороший мужик. И очень хороший патологоанатом.
– Вся история с бактериями… это правда?
– Никто не позволил бы ему сочинять, – улыбнулась я. – Это было бы лжесвидетельство.
– Ну, я готова поспорить, что ты можешь выиграть дело на одних показаниях доктора.
Я снова заглянула в зеркальце, пытаясь поймать взгляд Кэти.
– Ты это слышала? – многозначительно спросила я.
Кэти сжала губы, никак не показывая, что слушала. Прижавшись щекой к стеклу, она продолжала смотреть в окно.
Вдруг Кэти открыла дверь машины, вынудив Леду свернуть с дороги и резко затормозить.
– Боже правый! – вскрикнула Леда. – Кэти, нельзя делать этого на ходу!
– Прости. Тетя Леда, а можно мы с Элли дальше пойдем пешком?
– Но до дома еще добрых три мили!
– Мне нужно подышать свежим воздухом. И нам с Элли надо поговорить. – Она чуть улыбнулась. – Все будет хорошо.
Леда взглянула на меня, спрашивая одобрения. На мне были черные сандалии – к счастью, не каблуки, но все же не походная обувь. Кэти уже стояла у машины.
– Ох, ну ладно, – проворчала я, кинув портфель на сиденье. – Можешь опустить это в почтовый ящик?
Мы смотрели, как на дороге вдали исчезают габаритные огни автомобиля, потом я повернулась к Кэти, скрестив руки на груди:
– Что случилось?
Кэти пошла шагом:
– Просто мне захотелось немного побыть наедине.
– Ну, я пока не ухожу…
– Я хотела сказать, наедине с тобой. – Она наклонилась и сорвала высокий кудрявый папоротник, растущий на обочине дороги. – Тяжело, когда всем от меня что-то надо.
– Они беспокоятся за тебя. – Я смотрела, как Кэти поднырнула под электрическое ограждение, чтобы пройти через поле, по которому топтались телята. – Эй, мы нарушаем границы!
– Это земля старика Джона Лэппа. Он не станет возражать, если мы срежем путь.
Я пробиралась между коровьими лепешками, глядя, как животные подергивают хвостами и сонно моргают. Кэти наклонилась за отцветшими одуванчиками и сухими стручками молочая.
– Тебе надо выйти замуж за Купа, – сказала она.
– Ты об этом хотела поговорить со мной наедине?! – расхохоталась я. – Побеспокойся лучше о себе, а моими проблемами займемся после суда.
– Ты должна. Просто должна.
– Кэти, не важно, выйду я замуж или нет, я обязательно рожу этого ребенка.
Она вздрогнула:
– Не в этом дело.
– А в чем же дело?
– Если он уйдет, – тихо произнесла она, – ты не получишь его обратно.
Так вот из-за чего она расстроилась – из-за Адама. Мы молча прошли по полю, а потом пролезли под ограждением с другой стороны пастбища.
– Ты еще наладишь жизнь с Адамом. Твои родители – уже не те люди, какими они были шесть лет назад, когда ушел Джейкоб. Многое может измениться.
– Нет, не может. – Она помедлила, подыскивая слова. – Просто потому, что ты кого-то любишь, не означает, что Господь уготовил вам судьбу быть вместе.
Мы неожиданно остановились, и я поняла, что Кэти привела меня к маленькому амишскому кладбищу и что ее потаенные эмоции не имеют никакого отношения к Адаму. Ее лицо было повернуто к небольшому надгробию ее ребенка, а руки сжимали столбики штакетника.
– Моих любимых существ, – прошептала она, – постоянно у меня отнимают.
Она тихо заплакала, обхватив себя руками. Потом наклонилась вперед и заголосила. За все время, что я ее знала, я такого не слышала – ни когда ее обвинили в убийстве, ни когда хоронили ее ребенка, ни когда подвергли порицанию.
